Весна щедро дарила тепло, и солнечные лучи разлились по всей необъятной степи, позолотив вершины далёких сопок. Онон, давно освободившийся ото льда, нёс свои волны, завораживая бликами, и в прозрачной его воде тут и там сновали стайки рыб. В небесной выси всё не смолкал щебет птиц, но вскоре его перекрыли звонкие мальчишеские голоса. Четверо братьев делили рыбу, только что выловленную на крючок. Худоба их выдавала скудность той пищи, которой приходилось им довольствоваться, а потёртая, изорванная во многих местах одежда висела лохмотьями, подтверждая то, что мальчикам давно уже приходится выживать. Спорили двое старших. Младшие лишь изредка вставляли слова, каждый поддерживая одного из спорящих. Ссора всё разрасталась, и после замечания самого младшего – Хасара, готова уже была перерасти в драку.
– Послушай, Бектэр! – воскликнул мальчик в запале – Знаешь сам, что крючок, на который попалась сохосун, заброшен Тэмуджином! Так зачем присваиваешь чужое, поступая нечестно? Мало того, что кривишь душой, но и идёшь против того, кто остался за главу рода!
– Главу рода! – повторил возмущённо Бектэр, нависая над малым ростом Хасаром – А кто решил, что главой рода должен быть именно он?
– Наш отец решил – Есугэй-багатур! – с жаром отвечал Тэмуджин, опережая Хасара.
Этот широкий в плечах, хотя и до крайности исхудавший тринадцатилетний подросток превосходил ростом своих младших братьев, но уступал в нём старшему, Бектэру. Тот, родившись на два года раньше, ощутимо перегнал его в весе и силе. Он и Белгутэй приходились сводными братьями Тэмуджину, и родились от Сочихэл – рабыни, добытой багатуром в одном из степных набегов. Зато мать Тэмуджина и Хасара Оэлун, отбитая у меркита Эке-Чиледу позже, сразу же была объявлена женой. Она родила своего первенца, Тэмуджина, когда у Сочихэл уже подрастал Бектэр. И теперь сводные братья, глядя исподлобья, спорили, готовые наброситься друг на друга.
– Когда отец наш, Есугэй, оставлял тебя старшим в роду, то ум его был замутнён, ибо болезнь давно одолела его! – отвечал Бектэр с нескрываемой злостью – Иначе вспомнил бы он обычай, давно чтимый в степи: главенство рода передаётся только старшему сыну!
– Но ты сын, рождённый от рабыни! – вспылил Тэмуджин, озвучив то, о чём старались не говорить в семье – И единственная жена отцу нашему – моя мать!
– Твоя мать взята им с боя, равно как и моя! – не замедлил с ответом Бектэр – А значит, такая же рабыня, причём вторая по счёту!
– Как смеешь ты так говорить о моей матери! – вскричал Тэмуджин и набросился на обидчика, но тот с лёгкостью свалил его на землю, и сбил с ног снова, когда поверженный попытался подняться.
– Видишь, смею! – заявил он тоном, полным превосходства – Что можешь ты возразить, когда у меня сила? Не ты, а я старший в роду, тебе же никогда не поднять бунчук отца!
Тэмуджин наконец встал на ноги, тяжело дыша, и, глядя на сводного брата ненавидящим взглядом, не проронил больше ни слова. А Бектэр, довольный достигнутой победой, позвал Белгутэя:
– Пойдём, брат, нас ждёт новый улов!
Обратно Тэмуджин и Хасар возвращались с пустыми руками. После произошедшей ссоры они уже и не помышляли о продолжении рыбалки. Поспешив в юрту, они бросились к Оэлун, занятой починкой одежды Тэмугэ, их младшего брата. Тот молча сидел рядом, наблюдая за матерью. В стороне Сочихэл расчёсывала гребнем волосы их сестры Тэмулун, и он, словно кораблик, плыл по огненно рыжим волнам.
– Братья Бектэр и Белгутэй силой отобрали у нас блестящую рыбку сохосун, которая клюнула на крюк! – с жаром произнёс Тэмуджин, и Хасар поспешил дополнить слова его подробным рассказом.
Но мать, вопреки ожиданиям, не стала поддерживать их. Коротко взглянув на невозмутимую Сочихэл, она только и сказала сокрушённо:
– Ах, что мне с вами делать? Что это так неладно живёте вы со своими братьями? Ведь у нас, как говорится, нет друзей, кроме своих теней! Нет хлыста, кроме скотского хвоста!
Она снова взглянула на Сочихэл и продолжила укорять родных сыновей:
– Нам надо думать о том, как отплатить за обиду тайджиутским братьям, а вы в это время так же не согласны между собою, как некогда пятеро сыновей праматери вашей Алан-эхэ. Не смейте так поступать!
Не по вкусу пришлись эти слова Тэмуджину с Хасаром, и стали они роптать:
– Ведь совсем недавно они точно также отобрали у нас подстреленного жаворонка, а теперь вот опять отняли! – промолвил Тэмуджин хмуро – Как же нам быть в согласии?
Но Оэлун молчала, давая понять, что сказанного и так довольно. И сыновья, не получив поддержки матери, поспешно ушли, а Оэлун лишь тяжко вздохнула. Прошло шесть лет с тех пор, как подлые татары отравили её мужа, Есугэя-багатура. Многим обязаны ему монгольские рода. Свежи в памяти тяжкие времена, отмеченные кровью и горем. Исконные враги найманы захватывали предгорья Алтая, а меркиты хозяйничали на берегах Байкала. Но с полуденной стороны надвигался ещё более страшный враг – чжурчжени. Покорив половину Китая, они не оставляли намерений подмять и свободные народы, кочевавшие на просторах Степи. Их верные псы – татары, пользуясь поддержкой Поднебесной, то и дело чинили зло, неустанно тревожа набегами. Есугэй не был ханом – всего лишь вождём одного из родов Борджигин – Киятов, то есть светлооких. Ханом когда-то был его дядя – Хабул, но по преданию, род этот имел божественное происхождение, и восходил к прародительнице монголов – Алан-Гоа. В те недавние годы лишь Есугэй смог объединить разрозненные монгольские рода и дать укорот врагам, что наседали со всех сторон. Но вот не стало мужа, и разбежался Улус, собранный им с таким трудом. Наряду с другими, бросили семью своего вождя и родственные киятам тайджиуты, оставив одних посреди голой степи. Забрав почти весь скот, откочевали вниз по реке Онон, но на этом не закончились беды женщин и детей их. Нежданно-негаданно объявил о своих притязаниях Таргутай-Кирилтух – дальний родственник и бывший друг мужа. Давно не давали ему покоя победы Есугэя. Жгла чёрная зависть к его успехам, ко всё возрастающей славе в Степи. И вот, когда не стало того, кто избавил монголов от неминуемой гибели, решил Таргутай достигнуть вожделенной власти, добиться титула хана! Тогда зазвенят струны, запоют хвалебные песни акыны, а там… Там падут ниц степные народы, склонят головы пред сыном знаменитого Амбагай-хана! Сейчас всё складывается в его пользу, но признанию ханом мешает одна преграда – сын Есугэя Тэмуджин! Свежа ещё память о его отважном отце, много людей готово встать под бунчук багатура, когда подрастёт молодой волк! Сложны, ох как сложны правила, допускающие передачу власти в Степи! От отца к племяннику, дяде и младшему брату. И ещё есть слово – завещание властителя, высказанное перед кончиной. Давно уже нет Есугэя, но слово его накрепко засело в умах людей. А он, идя наперекор Закону Степи, прямо указал наследовать Улус свой старшему сыну от Оэлун – Тэмуджину. Обширен был Улус багатура, много народов собрал он под своей сильной рукой, числом в сорок тысяч юрт. И в составе их – тайджиуты, нойоном которых он, Таргутай-Кирилтух! Но почему сын одного хана должен подчиняться правнуку другого! Именно он, Таргутай-Кирилтух, должен наследовать власть как дядя умершего! Так зачем идти в поводу ныне покойного багатура, смиренно исполняя его предсмертный каприз! Так думает Таргутай, думает его близкая и дальняя родня, думают многие… Но главное – нет сейчас у Оэлун защиты, а у главы тайджиутов – вся власть не только над своими, но и примкнувшими к нему другими родами, что не в силах выстоять в одиночку. Ласков был Кирилтух, да дорого обошлась его «доброта». Увёл он тайджиутов и других, бывших рядом. Остались вдовы Есугэя одни, без всякой защиты, имея только пару кляч, а из оружия – всего то лук да пучок стрел. Трудно, ох как трудно пришлось ей и Сочихэл. Семеро детей осталось у них на руках. Откочевав подальше от недобрых глаз, принялись они добывать пропитание. С раннего утра вдовью шапочку покрепче приладят, поясом платье повыше подберут. По Онон-реке вверх и вниз пробегут, по зёрнышку с черёмухи да диких яблонь соберут, и день и ночь своих деток пестовали. С лукошками в степь уйдут, на варево корней накопают, корней судун да корней кичигина. Черёмухой да луком вскормленные, подрастают их дети. Корнем джаухасуна вспоенные, набирают силу. Уже сами стараются матерей накормить – на крючья рыбёшку негожую притравливают, ленков да хайрюзов выуживают. А невод сплетут – плотву неводят! Давно привыкли Оэлун с Сочихэл к невзгодам, как и дети их. И всё бы хорошо, да появилась ещё забота – вошедший в пору возмужания Бектэр. Непоседливый с малых лет, он к своим пятнадцати обнаружил скверный норов. В эту зиму он всё чаще отлынивал от поручаемых ему дел, стал задирать родных сыновей Оэлун, а когда та принималась корить, то смотрел на неё исподлобья, поблёскивая глазами. Конечно, женщина понимала причину недовольства Бектэра, и с ужасом ждала, когда оно выльется в открытое неповиновение. Но что она могла сделать, случись оно сейчас? Бектэр силён, гораздо сильнее Тэмуджина, так что говорить о других младших её сыновьях!
