Евгений Рудашевский - Здравствуй, брат мой Бзоу!

© Рудашевский Е. В., текст, 2015

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2015

Но в селе Лдзаа время, похоже, остановилось. В 1980 году там вспахивают семейные наделы сохой и мотыгой. Там не читают газет, не смотрят телевизор, не обсуждают мировые и государственные новости, которые несутся из каждого утюга, хотя и обсуждают новости местные. Внешний мир почти не влияет на жизнь абхазского села. Он вторгается в его жизнь лишь в виде силы, когда-то поселившей на абхазские земли грузин, да в виде силы, присылающей за призывниками автобусы с зелеными полосами. А все остальное в Лдзаа веками неизменно: большие семьи, большие застолья, языческие обряды, натуральное хозяйство, пышная природа, ласковое Черное море, а в море – дельфины.

Не зря древние легенды наделяют дельфина даром пророчества, а современные исследования – разумом и эмпатией. Образ юноши, плывущего верхом на дельфине, украшает монеты, вазы, фонтаны. Этот образ – аллегория союза человека и моря, единения со стихией. Даже в выдуманном мире этот союз – настоящий.

Собственно, о таком – настоящем и вечном – и написал книгу Евгений Рудашевский. Его повесть – об искренней дружбе и о братской любви. О том, как могут сблизиться существа разных видов и разных стихий.

Кажется, и читателям тоже хочется основательности и согласия с природой, несмотря ни на что. Они стосковались по такому древнему, простому и понятному миру, который показан через отношения человека и дельфина и через отношения людей, живущих на особенной земле – в Абхазии. Подтверждение тому – присужденная повести «Здравствуй, брат мой Бзоу!» награда на конкурсе «Книгуру» в 2013 году.

Абхазия Евгения Рудашевского похожа и в то же время не похожа на Абхазию Фазиля Искандера. У молодого автора, так же как и у классика, сама земля становится одним из героев произведения. Это оказывается возможным даже без волшебных допущений и фантастических поворотов. Фантастика в другом: четко вписанные в эпоху рассказы Фазиля Искандера существуют словно вне времени. А повесть Рудашевского, в которой приметы времени проходят большей частью лишь по самому краю сознания, заставляет задуматься и о времени, и о сегодняшней геополитической ситуации.

В декабре 1979 года Советский Союз ввел войска в Афганистан. С этого момента, случившегося до начала повествования, и до конца истории, рассказанной Евгением Рудашевским, прошел год.

…1 октября 1980 года жизнь Амзы Кагуа и его друга дельфина изменилась навсегда…

Среди всех живых существ, созданных до сего времени, нет никого божественнее дельфинов, ведь они в свое время были людьми и жили вместе с другими смертными в городах, пока по совету Диониса не променяли сушу на море и не приняли образ рыбы.

Гомер

Утром, в третий час от восхода, Амза, семнадцатилетний рыбак из рода Кагуа, едва не упал, перескакивая через забор, отделявший пляжную гальку от дороги. Рассмеявшись, он заторопился дальше, к дому.

– Брат, брат! – крикнул Амза, вбежав в калитку.

– Что случилось? – Даут обеспокоенно поднялся со стула.

Валера, отец братьев, ровнявший изгородь за кукурузным амбаром, замер и прислушался.

– Там, на берегу! Дельфин! – сквозь частое дыхание произнес Амза и улыбнулся.

– И чего? – удивился Даут. Качнул головой, возвратился на стул.

Валера продолжил ровнять изгородь.

– То есть как «чего»?! – воскликнул Амза. – Что с ним делать-то? Ты пойми, он на берегу! На камнях! Ведь помрет там. Даут!

– Почему ты не закрыл калитку? – обратилась к младшему сыну Хибла.

Она была в апацхе[1], кипятила молоко для мацони[2]. Выглянув за угол, заметила небрежность юноши. Тот, вздохнув, вернулся к калитке, запер ее.

– Баська, не сейчас! – махнул он подбежавшему псу.

Пес, однако, не уходил. Сел возле ног Амзы, поднял голову. Упрямо смотрел на хозяина и при этом быстро перебрасывал хвост.

– Зачем он вообще вылез из моря? – спросил Даут.

– Мне откуда знать?.. Ну!

– Только не задерживайся, – крикнула Хибла. – Не забывай, тебе еще ачалт[3] чинить.

– Помню, ан. Мы быстро, – улыбнулся Даут. – Пошли!

– Побежали! – крикнул Амза и, не дожидаясь возражений брата, бросился к дороге.

День начинался чудный. Ветер облегчал нарождающуюся жару. Весной наконец испарилась гнетущая влажность. Старики, перетерпевшие губительный март, радостно наблюдали за тем, как оживает их край. Светло-розовыми бутонами расцвела алыча, ее тонкие колючие ветви неспешно колебались в теплом воздухе. Свежими цветочками белела мушмула. Из зимнего забвения возвращались запахи и звуки.

Амза первый подбежал к продолговатому телу дельфина-афалины. Тот лежал на берегу и в неподвижности казался мертвым. Юноша опустился на колени. Прежде он не видел дельфинов в такой близости.

– Так он мертв? – спросил Даут.

– Нет. Приглядись. Видно, что дышит.

– Он тут, наверное, всю ночь пролежал.

Братья сидели возле афалины. Они пока что не решались толкать его к воде. С интересом смотрели, потом позволили себе осторожные поглаживания. В движениях, однако, старались не шуметь – опасались, что зверь окажется спящим, а пробудившись, укусит.

Его кожа была сухой, упругой. Спина – серая, пузо – светлое, с розовыми пятнами. От головы к потрепанному спинному плавнику вела размытая белая полоса. Кроме того, к д|ыхалу[4] от носа тянулись две тонкие линии.

– Он этим дышит? – спросил Даут.

– Наверное, – Амза пожал плечами.

Рядом с боковыми плавниками дельфина братья заметили короткие, уложенные дугой шрамы, словно кто-то нарочно выскребал их гребенкой. Почти все шрамы были палевыми, твердыми несколько – красными, податливыми на прикосновение.

– Кто это тебя так? – промолвил Амза.

– Может, ему рыбу принести?

– Не знаю… Потрогай!

Даут взял дельфина за подмышку грудного плавника, она была горячей. На коже зрели волдыри.

– Странно. Солнце не так уж печет… – заметил Амза.

– Он, наверное, болен. Сходи за рыбой!

– Да какая тут рыба! Его надо в воду столкнуть.

– А если укусит? Сам выбрался, пусть сам возвращается.

– Ну и отойди!