Каждый из нас видел это приспособление.
Хотя бы раз – если не в жизни, то в кино.
Суть его проста.
Сфера, оклеенная маленькими кусочками зеркала, вращается под лучом света и бросает вокруг себя целый мир живых перебегающих бликов.
Мир, живущий по своим законам: трепетный, ускользающий, неустойчивый, причудливый, не всегда понятный, но всегда завораживающий.
Он напоминает поток человеческого сознания, где мысли причудливым образом переплетаются с воспоминаниями и подпитываются фантазиями – поток, который невозможно назвать иначе, как отблесками жизни.
Любой художник: будь он хоть литератором, хоть живописцем, хоть музыкантом – является тем же зеркальным шаром.
Отражающим внешнюю жизнь и создающим из отражений свой собственный иллюзорный мир.
За многие годы литературной деятельности у меня накопилась масса материалов, которые составили содержание этой книги – материал одновременно и фрагментарный и цельный, поскольку все главки объединены личностью автора, которая проявляется даже в мелких отсветах.
Многие из этих главок были когда-то опубликованы в форме дневниковых записей или отрывочных мемуаров, некоторые переработались и вошли в художественные произведения – но от этого не потеряли своей изначальной самоценности.
Сегодня мне показалась, что эти блики достойны того, чтобы сгруппировать их и поместить под обложку, на которой изображен зеркальный шар моего восприятия.
Висящий под потолком мироздания.
Тысячегранный, как сама жизнь.
Оживающий в движении.
Манящий, дразнящий и обещающий что-то новое при каждом своем повороте.
– Они выбрали шесть лифчиков!!!
– сообщила жена, выглянув из-за своего новенького ноутбука.
– Кто – «они»?
– я оторвался от письма к своему лучшему другу Виктору Винчелу.
Тема была для меня святой.
– Сайт «Абега».
– Какой-какой? «Бодяга»?
– Не бодяга, а «Абего»… Нет, не «Абего»… «Абг»…«Абеве…»… Прочитать невозможно их шрифт.
– «АБеВеГа»?
– наконец догадался я.
– Ну да. А что – ты их знаешь?
– Еще бы мне их не знать!
– я вздохнул.
– Шайка не пойми кого, выдающая себя за литагентство. Лет десять назад у меня был с ними договор. Лишенцы. Не смогли продать даже моего «Снайпера».
– А, так это название по азбуке? Ну и придумали… Пока ты не объяснил, ни за что не догадалась.
– О чем я и говорю. Классические московские идиоты.
Я вздохнул еще раз.
– Лыгнеры.
И открыл «Nikon Trasnfer», чтобы приаттачить к письму фотографию самого себя – в тельняшке кота Матроскина, за столом с двумя мониторами и одним ноутбуком.
В последней подпапке нашлось несколько хороших снимков.
Друзей на прозе у меня было достаточно.
Я решил, что осколок Луны в прозрачных сумерках над двором стоит послать Еще Одному Дождю, четырех черненьких собачек из одного помета – одной подруге-собачнице, серый поползень ждал Женечку Козловскую, страстную любительницу птиц…
А вот панораму с графичными красно-белыми трубами «ТЭЦ-2» следовало отправить на сайт «Записок по еврейской истории», инженеру-энергетику Виктору Зайдентрегеру.
– Но на черта этим шлемазлам они понадобились?
– спросил я, разобравшись с фотографиями.
– Наверное, деньги отмывают. Как и все. На 100 тысяч рублей они выбрали шесть лифчиков.
Я подумал, что это явный перебор: даже на свинье из «Ну, погоди!» были надеты всего три.
Обложку зеркального отблеска «Полюбил говняшку Грушу» украшало фото как раз шести лифчиков. Но те стоили на порядок меньше.
Я вспомнил лучшие бюстгальтеры, которые когда-либо дарил жене.
Самым дорогим был не французский (невесомый снежно-белый комплект), а итальянский. Темно-бордовый, без «push-up»-а и даже не формованный, с цветной вышивкой гладью по фигурным краям чашечек, детально выписанный мною в «Приемщице».
Но и итальянский стоил бы по нынешним ценам не более 10 тысяч; я был знатоком, поскольку в свое время 3 года торговал бюстгальтерами, причем не «Мiлавицей», а как минимум «Миленой» или «Ниночкой».
И я не мог представить себе 6 лифчиков, которые стоили бы 100 000.
– Слушай, а ты не ошиблась?
– усомнился я, хотя знал, что жена никогда не ошибается в мелочах и берет платные заказы на корректорскую правку текстов.
– Нет, не ошиблась, вот слушай, что написано: «АБеВеГа» выбралошесть лифчиков».
– Нифигасебе!
– ответил я на лексиконе Саши из «Девочки у моря».
– Не веришь – посмотри!
– Мне лень вставать к тебе из-за стола,
признался я.
– А мне некогда нести тебе ноутбук. У меня дел по горло. Пишу еще только пятое письмо Вайнерману, а надо написать 8. Потом еще одно – Захарову. Ольга послала мне музыку, я ей обещала рецепт сам знаешь чего. Еще Симоновскому надо отправить… лебедей… с «Райского берега». И зайти кое к кому из твоих друзей, прочитать что-нибудь и поднять в рейтинге!
– И еще со всеми своим персонами не забудь, что за тобой последняя глава повести про Минивасика!
– добавил я.
– Да и роман про Лизу за тебя никто не напишет. Но все-таки я хочу узнать про шесть лифчиков…
Закрыв глаза, я представил их:
черный кружевной «балконет» на титановых косточках,
красную «анжелику»,
прозрачную силиконовую «самоклейку»
и три «полуграции» разных цветов.
– Я тебе по почте пришлю ссылку, сам посмотришь,
– смилостивилась жена.
Через 5 секунд я открыл письмо, нажал гиперлинк, развернул главную страницу.
Во весь экран шло сообщение:
Агентство «АБеВеГа»,
назначившее
литературную премию
в размере ста тысяч рублей,
выбрало
СЧАСТЛИВЧИКОВ.
(Интервью, данное Айдару Хусаинову,
главному редактору газеты «Истоки»)
«– Mein Credo ist das des Individualisten:
Unabhängigkeit, Toleranz, Humor.»
(ЭрихМарияРемарк. Из одного интервью)
Недавно я отметил свое 60-летие.
Несколько дней получал поздравления; они приходили со всех концов света: от Омска до Вашингтона и от Перми до Иерусалима. Я даже не подозревал, что у меня столько друзей – причем с большинством из них мы реально никогда не виделись.
Поэтому особенно приятно было встретить юбилей со своим старым другом Айдаром Хусаиновым и ответить на его вопросы.
* * *
Наше знакомство на заре литературной юности началось с конфликта. Насколько я знаю, такое начало обычно приводит к тому, что люди всю жизнь терпеть не могут друг друга. Но мы с тобой как-то нашли общий язык и подружились. Как думаешь, в чем причина?
Для меня служат маяком мысли Александра Сергеевича, выраженные в статье о Радищеве: человеку свойственно меняться со временем и физически и духовно, неизменен лишь дурак, поскольку и сам не развивается и жизнь его ничему не учит.
На заре каждый видит свою точку зрения единственно верной. И, возможно, это правильный путь: если не отстаивать своего мнения, то так всю жизнь и пропляшешь чьим-то отражением.
(Равно как низкопоклонство перед классиками никогда не позволит выйти из тени чужих пьедесталов.)
