1. Кровавое воскресенье-утро
Казалось бы, живи и радуйся! Прошла долгая, изматывающая душу русская зима. Скоротечная весна широким половодьем принесла долгожданное тепло. Радость сызнова поселилась в сердцах выживших во всемирной катастрофе людей. Это ведь была первая весна в новом мире, поэтому ее ждали с особым нетерпением. Поля и луга зазеленели свежей травой и жизнерадостной радугой цветов. В одно прекрасное теплое утро деревья враз опушились изумрудной листвой. На голубом небе ярко светило и ласкало измученные морозом тела солнышко. Детские лица дружно покрывались конопушками, а юные души массово пленялись волшебством первой любви. Весна на улице, весна в сердце, первая весна выжившего в страшной катастрофе человечества.
Бригады переселенцев и местных жителей дружно занялись посевной страдой, на огородах то там, то тут можно было увидеть людей с лопатами и граблями. Мерно рокотали по окрестностям мини-трактора и мотоплуги. Чтобы не отрывать людей от общественных работ, правление заранее составило список, и теперь шла централизованно распашка личных огородов с помощью техники. Теплицы уже с апреля давали свежие огурцы и зелень, это постарались северные огородники, у них были свои секреты, неведомые жителям средней полосы.
Северянам же, привыкшим сажать все в конце мая, а то и в начале июня, в диковинку было начинать копать огороды еще в апреле. Хотя, по словам местных старожилов, весна сей год, и в самом деле, вышла очень уж теплой. С начала мая стояла двадцатиградусная жара, поэтому почва быстро просохла и прогрелась. Еще в апреле по дорогам сызнова пошли грузовые караваны, связь с белорусскими анклавами возобновилась.
Тозик выполнил свое обещание, прислав первый эшелон с топливом и сантехникой. В ответ поселок Должа отправил белорусам несколько вагонов пиломатериалов, строительного леса и овощей. Железнодорожное сообщение на поверку оказалось делом выгодным, за один рейс получалось привезти просто огромное количество необходимого материала. «Мародерщики» подумывали даже изменить маршруты своих поисков и окучивать склады, находящиеся около железных дорог и разъездов.
К большинству крупных хранилищ топлива также шли рельсы, а опыт прошедшей зимы показал, что бензина было запасено прошлой осенью недостаточно. Поэтому в километре от поселка копались ямы для нового топливного хранилища. Срок годности солярки при должном хранении был довольно-таки большим, от пяти лет по ГОСТу до нескольких десятков по уму. Поэтому, пожалуй, стоило ею запастись по более, и перейти заодно на дизельные моторы.
Инженеры Орши обещали, что к следующему лету поставят на поток переделку бензиновых движков под использование спирта. Они уже реконструировали несколько машин и пока проводили ходовые испытания. Осенью в Капле начнут промышленно перерабатывать органическое сырье на спирт, и к следующему лету модернизированные моторы будут работать уже на нем. Еще в начале мая от оршанских товарищей приехали бурильщики, искать подходящую скважину для новой водонапорной башни. Мощностей старой уже не хватало, чтобы обеспечить водой Герасимово и дачный поселок возле озера.
Народ, пережив зиму, задумывался о более просторном и современном жилище. Особенно это касалось горожан, привыкших к водопроводу и теплому туалету. Строительные бригады уже начинали собирать в перевезенные загодя в разобранном виде дома. В окрестных поселениях нашлось достаточно зданий для разборки. Еще в апреле были вырыты котлованы и залиты фундаменты под склады и общественные здания. С лесосеки по бетонке каждый день бегали лесовозы, и пилорамы снова оказались полностью загружены работой. Правда, много людей с производств и строительства были временно сняты для проведения полномасштабных сельхозработ. То же самое касалось и техники, остальные дела могли пока и подождать.
Михаил в эти дни почти не участвовал непосредственно в работах, ему и по руководству дел оказалось невпроворот. У него хватило только времени вскопать землю около дома для посадки зелени и скромного цветника. По утрам получилось вместо зарядки. Большого огорода он не затевал, а за фруктовыми деревьями попросил ухаживать одного из местных жителей. Сам он в этом деле ничего не понимал.
После трех недель напряжения всех сил, когда люди вкалывали по десять-двенадцать часов в день, правление решило устроить воскресный выходной. Основные работы были уже сделаны, культуры высеяны, огороды вскопаны и засажены, можно было и передохнуть. Субботним вечером в поселках топились бани, на верандах готовились к небольшим посиделкам. Дымили во дворах мангалы, правда, на них вместо мяса жарилась в основном рыба. Неунывающая молодежь в клубе устроила небольшой концерт и дискотеку. Поэтому воскресным утром на улицах было так непривычно пустынно, люди отдыхали.
Солнце ласково пригревало, земля просохла, деревья опушились молодой листвой, луга зазеленели, на улице вовсю пахло наступающим летом. Хотя по северной привычке северяне все равно ждал какой-либо пакости от природы. Что ледяное дыхание Ледовитого океана сызнова принесет темные свинцовые тучи со снегом, и жестокий холод ударит заморозками по открывшимся бутонам цветов. Но здесь, на благословенной белорусской земле уже третью неделю стояла спокойная солнечная погода.
Благодатный край! Благодарная земля, кормилица! Живи и радуйся!
Еще с вечера Михаилу поплохело. Стало трудно дышать, заболела голова и сознание немного путалось. Пришлось оставить все дела и лечь пораньше, позвонив жене.
«Наверное, уработался в последние дни. Чай уже не мальчик» - подумал он тогда.
Нина обругала мужа, дала ему глицин, а затем какую-то розовую таблетку и к атаману пришел благодатный сон. Бойкич бы и не запомнил, что ему в этот раз снилось, если не тревожное пробуждение. Раскрыв глаза, он внезапно ощутил укол в районе сердца, но тут же шестым чувством осознал, что это не сигнал о состоянии его организма. Черт возьми! Он излишне резко поднялся с постели, и голова тут же закружилась. Только в этот момент к собственному ужасу Михаил нечаянно осознал, что его состояние – это предчувствие нечто невообразимо жуткого. Проклятый дар еще не развился по-настоящему, Бойкич пока не умел до конца расшифровывать некие знаки, частенько его посещающие.
Да, честно сказать, это и делать-то было некогда. Закружила, закружила атамана проклятая кутерьма всевозможных дел! Так, значит, сейчас у него не предчувствие собственной смерти, а ощущение близости чужой. Нечто невообразимо злобное в своей сути надвигается на всех них. Додумать донельзя испугавшую мысль Бойкич не успел. На пороге появился испуганный Петька и стремглав кинулся к отцу. Его глаза лихорадочно блестели, а лицо немного перекосило от нервного возбуждения.
