Стояла ночь, до рассвета оставалось ещё часа два, когда, очнувшись от недолгого тревожного сна, Мария де Веласко сеньора Бривьеска, встала с постели и, держась за голову, присела на край своей огромной, укрытой балдахином кровати.
Царящую тьму едва рассеивал крохотный огонёк лучины. Зябко и неуютно было в одиноких покоях, находящихся в самом нутре донжона, – центральной крепости замка. Трудно было, находясь в таком помещении, сказать наверняка, который час. А каменные стены, хоть и обложенные звериными шкурами и обитые расшитыми гобеленами, всегда, независимо от времени года, сохраняли сырой холод и зачастую покрывались инеем. Только благодаря выложенному в стене камину комната сохраняла вполне сносную для жизни температуру. Во многом роскошная дамская спальня скорее походила на темницу, каменный мешок, холодный, погружённый в кромешный мрак, с обитой железом дубовой дверью.
Но таковыми были большинство помещений в суровом феодальном замке, – сооружении, созданном в первую очередь для военных целей, для отражения вражеских атак и выдерживания долгих осад, и, конечно же, архитекторы и каменотёсы, возводившие подобные твердыни, мало заботились об удобствах их постоянных обитателей. Тем более, что замок Фриас, центральная твердыня владений рода Веласко, возводился в XII столетии, времени буйном и воинственном.
В ту пору человек, рождённый за Пиренеями, был обречён, едва окрепнув и научившись держаться в седле, почти сразу же умереть от голода и болезней, либо пасть в бою с мусульманами, освобождая родную землю от мавританских захватчиков, которые, впрочем, давно уже считали эту землю своей.
Многие христиане, приняв власть халифов, отличавшихся достаточной веротерпимостью, стали мосарабами, приняв язык завоевателей, их законы, обычаи, нравы, привычки в одежде, пище и остальном быте, сохранив при этом лишь верность католическому христианству. И зачастую иностранец, оказавшийся в Испании, не мог сказать наверняка, кто перед ним- мавр-мусульманин или же христианин. Хотя сохранять веру христианам разрешалось только при уплате особого налога-джизьи. Также среди покорённых было много и мувалладов- бывших христиан, принявших ислам, чтобы избавиться от джизьи и хоть как-то облегчить притеснения.
Примечательно, в свою очередь, и то, что испанские мусульмане-мавры переняли у покорённых христиан некоторые привычки, противные их религии, как то: обычай пить вино. Отчего сами же и пострадали, когда после распада Кордовского халифата* власть в Аль-Андалусе, мусульманской Испании, перешла к северо-африканским династиям Альморавидов*, а затем к свергнувшим их Альмохадам*. Суровые воины пустыни, облачённые в чёрные одежды, фанатично преданные исконному духу Корана, Альморавиды смеялись над испанскими маврами, всячески упрекая их в изнеженности, излишней любви к роскоши и женщинам, и, конечно же, не могли простить им их привычку пить вино, которое те пили наравне с христианами.
Но были христиане, так и не смирившиеся с властью халифов и эмиров. Королевство Астурия, укрытое хребтом Кантабрийских гор, стало центром сопротивления, и в 718 году астурийский король Пелайо разбил мавров в битве при Кавадонге*, положив начало Реконкисте*.
Те несколько часов сна вовсе не дали отдохнуть. Проведя весь вчерашний день в торжественном приёме высоких гостей, сеньора, еле волоча ноги, сразу же после ужина направилась в спальню, желая поскорее уснуть и забыться. Но сон был беспокойным, всю ночь снилась какая-то отвратительная непонятная мерзость, то и дело она просыпалась и потом снова не могла долго уснуть.
Проснувшись в очередной раз, донна Мария первым делом прислушалась.
Обычно сигналом к тому, что наступило утро и пора вставать, был шум, поднимаемый в коридорах разношёрстной прислугой. А шум этот начинался ровно тогда, когда просыпался её муж Франциско де Веласко, сеньор Бривьеска. Именно тогда, и не секундой раньше. Когда сеньор поднимался с постели, первым делом он, позвонив в колокольчик, давал знак своему первому оруженосцу, вернее, его слуге, и после этого оруженосец, приободрив задремавших караульных, несших службу всю ночь, вопя во всё горло и также звоня в колокольчик, будил остальных.
Но было тихо. Значит, супруг ещё спал. Встав с кровати, донна Мария подошла к вилке, взяла свежую лучину и поднесла её к камину, где ещё тлели угли. Раздув небольшое пламя, она подожгла одну и вставила её между вилок. Затем, взяв с кровати одеяло, она завернулась в него и, подбросив в камин свежее полено, стала разводить огонь, чтобы немного согреться. Сразу же появилась мысль выругать служанку, должную всю ночь следить за камином. Ведь высокородной аристократке не пристало мёрзнуть всю ночь, а потом ещё пыхтеть, пытаясь его разжечь. Но донна Мария не была жестокой хозяйкой, готовой наказывать всех и вся за малейшую провинность. Kак только в камине вновь запылал огонь, эта неприятность сразу была забыта. Плохая ночь давала о себе знать, и сеньора, сидя на стуле, то и дело клевала носом.
Сидеть и ждать, когда проснётся муж и разбудит всех остальных, ей не хотелось. К тому же, дон Франциско вчера допоздна засиделся с гостями и сегодня наверняка может проспать приму. Сама же она решила, что четвёртого апреля, в день святого Исидора Севильского, стоит непременно посетить службу первого часа, и сделать это непременно с детьми.
Отперев тяжёлую дверь своей спальни, сеньора крикнула ближайшему караульному, чтобы тот позвал служанок. Но стражник возразил ей, что не имеет права отлучаться с поста, если только не по приказу начальника караула или же самого дона Франциско. Мария попыталась ему приказать, но здоровенный детина, облачённый в грубые стёганые доспехи, не сдвинулся с места. Ей оставалось лишь рассерженно топнуть ногой.
Озираясь по сторонам, она думала, как быть дальше. Ведь не могла же сеньора выйти из спальни, будучи не одетой. А одеться и привести себя в порядок она могла только при помощи своих прислужниц, без которых не могла обойтись, как муж не обходился без своих оруженосцев. В этот момент она окончательно решила их отругать.
Но не успела рассерженная сеньора захлопнуть тяжёлую дверь, как в коридоре послышались лёгкие семенящие шаги. Она сразу же узнала Сандриту, которая и должна была поддерживать огонь в камине и приглядывать ночью за своей госпожой.
Увидев служанку, она стала в дверях, нахмурив свои красивые тонкие брови.
– Сандрита? Сандрита, это ты? – с нескрываемым гневом крикнула госпожа.
– Да, сеньора! Это я, – ответила девица.
