Глава 1
«Темный лабиринт»
или
«Женщина в белом»
То, исчезая, то появляясь, блики фонаря мелькали на каменных стенах с легкой дрожью, так, будто бы руке, удерживающей фонарь, не хватало уверенности.
Каменные стены, словно экран отражали тени, которые то удлинялись, то укорачивались, создавая игру или действо, подобное театральному представлению.
В театре теней было сумеречно, сыро и почти тихо, если бы не эхо, которое отдавалось от стен с тенями, создавая иллюзию, что тени умеют говорить.
– Ухх, уух! – раздалось гулкое эхо.
Фонарь вздрогнул и, тени пошатнулись, вытянув свои полупрозрачные лица.
Что-то промчалось со стремительной быстротой и исчезло в темноте.
–Наверное, летучая мышь- уговаривала себя белая рука, держащая фонарь.
Ее пальцы прочнее свились в кулак, как можно крепче обхватив фонарь.
Двигаясь вперед сквозь темноту по мокрым холодным камням, женщина в белом (именно ей и принадлежала рука), одной своей рукой наощупь скользила по стенам, а второй освещала себе путь уже знакомым нам фонарем.
Что делают женщины в белых одеждах ночью в сырых пещерах? – спросит читатель.
Повременим же с ответом, ибо он кроется в итоге путешествия, который нам неведом до его финала.
Но с точностью можно уверять, что если женщина оказалась одна ночью в пещере, то это эй зачем-то очень нужно, ибо никто из смертных, а тем более женщины, не осмелится на странное путешествие без особой надобности.
Подобные странствия сопровождает смутное предчувствие обретения чего-то очень важного и ценного, и именно оно становится движущей силой предприятия, которое не знакомому с этим ощущением стороннему наблюдателю покажется сущей глупостью.
Давайте же рассмотрим нашу незнакомку, тем более что она достойна внимания уже хотя бы за ту смелость, с которой совершает свое непростое приключение.
Светлые ниже плеч волосы, схваченные в небрежный пучок, белое, почти белоснежное платье. Нежные тонкие запястья и ладони с чуть сухой кожей. Пальцы тонкие, не слишком длинные, не слишком короткие.
Такие руки могли бы принадлежать аристократке, если бы суховатая кожа не выдавала в них склонность к ручному труду.
Стройное тело, чуть покатые плечи и плавная линия бедер. Лодыжки по изящности не уступают запястьям, а талия завершает грацию тела. И даже слегка выступающий животик не нарушает совершенство форм.
И бледность ее, усиленная цветом платья, не портит впечатления.
Если она и не красива, то, по крайней мере, мила.
И это видно и в силуэте, проступающем на фоне темных стен и на ее лице.
Ох, да нет же! Это не лицо, а личико.
Есть такие удивительные женщины, которые с возрастом не утрачивают очарования, сохраняя в чертах лица что-то девическое и нежное, будь то курносый носик или абрис лица, напоминающего сердечко, или щечки, вечно играющие румянцем.
Такие лица мы узнаем даже в старушках и очаровываемся какой-то их мягкостью и детскостью.
Непременным атрибутом таких лиц всегда являются глаза, напоминающие своим блеском и живостью не сколько взрослого, сколько ребенка.
И именно это детское и ранимое, смешанное с грацией и аристократизмом делает нашу незнакомку сделанной, словно из воздуха, создавая ощущение неземной женственности.
Вот только бы, если не ее руки и ноги, в которых наряду с грацией угадываются сила и уверенность.
Похоже, не мало, дорог знали эти стопы и не чурались труда руки.
Знаешь, я уверен, что если ты ее встретишь, то не останешься равнодушным, даже если предпочитаешь брюнеток или рыжих.
Такие не забываются, на долгие годы, врезаясь в память.
Хрупкая и уверенная, уставшая и одинокая она двигалась по темному лабиринту и, когда ты снова и снова видел ее, будь то в своих снах или фантазиях, то испытывал прилив энергии и благоговейный трепет.
В эти моменты ты доверял судьбе как никогда, ведь если ты встретил ее, то это знак того, что ты движешься в верном направлении.
Говорят «Судьба ведет!».
Но не спеши с выводами, думая, что это судьба.
Судьба где-то свыше и не пристало ей болтаться по подземельям. Она скорее фонарь в хрупких руках «белой женщины».
И, поверь мне, эти руки надежны, особенно до тех пор, пока ты заботишься о той, что освещает твое подземелье.
Эта незнакомка так хрупка и так неуловима, но так знакома. Всем и каждому. По крайней мере, в детстве.
Теряя с ней связь, ты теряешь себя.
Так позволь ей направлять тебя, помоги ей стать сильнее и увереннее, дабы натруженные руки ее крепче держали фонарь судьбы.
Ты еще не догадался, как имя этой незнакомки, такой нежной и трудолюбивой?
Всему свое время.
Она еще в пути.
Позднее ты узнаешь ответ и на вопрос «кто она?» и поймешь для чего ей совершать это непростое странствие.
А пока я с тобой прощаюсь, следуя за той о ком пишу.
Глава 2
«Гулкое эхо»
Плутая в лабиринтах, измученная поиском выхода, вот она и добралась до самой темной ночи, когда свет фонаря затух, и ей ничего не осталось больше, как уснуть в темной сырой пещере, надеясь на утро нового дня.
Ты скажешь, что в пещеру не проникает свет и будешь прав. На что же она тогда понадеялась?…
Это так типично для женщины, которая выбилась из сил.
Когда сил совсем не остается и вся надежда покидает тело вместе с энергией, лишь малая ее доля (надежды) словно говорит «Утро вечера мудренее!» и ты принимаешь лучшее решение – отложить его (решение) до завтрашнего утра.
Таково оно, – женское доверие.
Когда руки так натружены, что не удерживают инструмент будь то весло, лопата или чернильное перо, когда ноги истоптаны в кровь, когда ты понимаешь, что прошагала километров сто по темной пещере, забыв свет солнца и почти забыв человеческую речь, ты начинаешь себя чувствовать не той женщиной в белом, что проложила этот путь, ведомая рукой Судьбы, а бледной тенью, что дрожит на стене в тусклом, еле живом свете фонаря.
И вот, теперь-то, милая, не опусти рук, не бросай начатое. Просто дай себе передохнуть.
Приляг до утра, даже если почти не веришь, что увидишь свет.
Уставшее тело требует сна, но душа твоя сильна!
Так она и уснула, устроившись прямо на сырых камнях.
Если бы луч света пронзил тьму, то она бы обнаружила, что ее платье давно потемнело и износившиеся края подола его стали неровными до неприличия.
Да какие тут приличия!? В сырости, темноте с голодным желудком и ноющими руками и ногами…
В такие минуты спасает только сон.
С тех пор как Дюма-отец писал об этом, мало что изменилось.
Сон и по сей день не утратил своего значения. Как и сновидения.
Так она и уснула. На сырых камнях.
Душа, даже если дремлет, тихо делает свою работу.
… Ей снились тени. Те самые со стены.
Они двигались и менялись.
То огромные, угрожающие, подползающие так близко, почти ее касаясь, то уменьшающиеся, еле заметные, скользящие по самому нижнему краю стен.
