Что-то неведомое вдруг оторвало его от теплого сообщества братьев и сестер и подняло высоко вверх. Полусонный, сразу почувствовав себя одиноким в этом своем невольном парении, он попытался было вырваться, чтобы вернуться туда, где тепло, сытно и спокойно, но неумолимые, огромные руки крепко держали его, такого маленького и беззащитного. Извиваясь всем своим слабым, детским тельцем он безуспешно пытался освободиться. Но все было тщетно и, сделав последнюю, самую отчаянную попытку избавиться от этого нестерпимого плена, он, полностью обессилив от этой неравной борьбы, смирился и, поникнув, затих. В конце концов, его мать, которая оставалась там внизу, молчала. Он, крошечная ее частичка, верил ей до конца и совершенно безоговорочно и, чувствуя ее тревогу и страх, просто ждал, когда же его, наконец, отпустят и он сможет вернуться к ней, к ее привычному теплу и нежной заботе.
Он ждал, затаившись, но огромные, чужие руки, казалось, и не собирались его отпускать. Они крепко держали его и гладили, они не хотели причинить ему вреда -он это чувствовал, а он всегда доверял своим ощущениям. Нельзя сказать, что ласка этих рук ему была приятна, но избежать ее он не мог и поэтому терпел, терпел пока мог.
Наконец, окончательно проснувшись и почувствовав острый приступ голода, он вновь стал нетерпеливо вырываться, извиваясь всем телом и брыкаясь мягкими, слабыми лапками. Он даже пытался кусаться и грозно рычать, однажды он слышал, как это делала его мать. Он чувствовал, что у него не совсем получается, но все равно не мог иначе, – они должны его отпустить!
– А он с характером, мне это нравиться! – голос был ужасно громким, просто оглушающим, и маленький пленник затих, притаившись, потому- что почувствовал, что то, что издает такие оглушительные звуки намного сильнее не только его, но и матери, которая, как бы в подтверждение этого, все еще молчала, хотя волна тревоги и страха, исходящая от нее, просто хлестала и била его, накатывая волнами.
Но она молчала, она, смирившись, подчинилась тому, кого считала самым главным и его гостю с такими огромными, сильными руками, которые оторвали от нее ее маленького сына. Она знала, что ничего не сможет изменить, это уже было, и не один раз, когда чужие руки вырывали у нее детей. Она с этим давно смирилась, но все равно, каждый раз, когда это происходило, она страдала, ее материнское сердце разрывалось от страха и боли, от своего бессилия помочь, защитить, спасти, успокоить этот маленький комочек, которому она дала жизнь.
А он боролся, он рвался, из последних сил пытаясь освободиться, его маленькое сердце бешено колотилось от предчувствия чего-то неотвратимого, страшного, что должно было произойти с ним- он уже понял, что что-то должно произойти.
И не ошибся. Те же крепкие руки неотвратимо распорядились его жизнью, изменив ее коренным образом. Пока что он не знал, что эта перемена несет ему, пока что он чувствовал только одиночество и потерю тепла, без которого не привык обходиться.
Все было чуждо ему в этом новом месте, куда его принесли всесильные руки, которые отныне распоряжались им так, как им заблагорассудиться. Он был в полной их власти, они могли принести ему боль, а могли принести тепло и любовь. Почувствовав это совершенно необъяснимым образом, он принял это также бесспорно, как до этого у него не вызывала сомнения власть над ним его матери. Он смирился с этим, потому что ничего другого ему не оставалось, так уж сложилось, что он не мог жить иначе, без безоговорочной веры кому-то, потому что он был собакой, и по другому не умел.
Все было не так, как он привык, в этом новом месте. Когда руки наконец-то отпустили его, он, шатаясь на ослабших, и до этого то не очень послушных лапах, сразу же отправился на поиски своей матери. Она была так нужна ему и он искал, ковыляя по скользкому полу и обнюхивая каждый сантиметр в надежде обнаружить запах той, которая была так нужна ему. Слабые, дрожащие лапы то и дело подводили его и он падал вновь и вновь, но снова и снова упрямо вставал и шел дальше. Все что он хотел, это найти ЕЕ, такую необходимую ему сейчас, которая могла согреть и успокоить его. Он, конечно, сразу понял, что ЕЕ тут просто нет, потому что все в этом доме пахло незнакомо и поэтому страшно, но он все равно искал, потому что не мог пока представить себя без НЕЕ. И он упрямо ковылял вперед и вперед, пока силы не покинули его окончательно и он в изнеможении не упал на холодный, скользкий пол. Малыш был полностью опустошен, ничего его уже не пугало, ему было все равно, т. к. ЕЕ он так и не нашел.
И опять эти сильные руки подняли его и куда-то понесли, но он уже не чувствовал страха, так как то, что должно было случиться уже случилось, и потому что он так ужасно устал, что ему сейчас хотелось только спать.
