Сосуды, через которые сердечная мышца снабжается кровью, называют коронарными артериями. Они нужны только для самого сердца – это тоненькие, извилистые, чуть покрытые желтоватым жирком, красные трубочки, немного похожие на дождевых червяков, выползающих из сердечных внутренностей вверху и снова заползающих туда в нижней части. Когда один из таких сосудов закупоривается или хотя бы теряет свою проводимость на три четверти, то с сердцем происходит то же самое, что происходит с рукой или с ногой, которую мы отлежали – оно постепенно затекает, немеет, перестает слушаться. В случае с рукой мы меняем позу, начинаем разминать затекшую часть тела, осторожно шевелим ею, морщась от бесчисленных внутренних укольчиков.
Сердце затекает точно так же, как рука или нога. При резком падении кровотока в коронарных артериях сердечная мышца немеет, понемногу сбивается с ритма, удары делаются слабее, потом еще слабее… все меньше клеток сердечной мышцы могут полноценно работать. Приходит сильная загрудинная боль, которая не снимается таблеткой нитроглицерина, она подступает волнами, минутами отпуская, как бы откатываясь назад, давая вздохнуть. Некоторым людям кажется, что эта боль связана не с сердцем, а с дыханием, например, и они вообще не думают об инфаркте. А инфаркт уже вот он – самый настоящий инфаркт, он в разгаре, так как клетки сердечной мышцы продолжают умирать. Стараясь во что бы то ни стало выполнять свою работу, сердце пытается компенсировать падающую силу ударов частотой сокращений, минутами, оно начинает чаще сжиматься, или, лучше сказать, трепещет, как умирающая птица. Эти отчаянные усилия ни к чему не приводят, кровь все слабее разгоняется по организму, падает давление, появляется слабость, темнеет в глазах, холодный пот выступает на лбу. Если сорок процентов сердечных тканей перестают выполнять свою работу наступает кардиогенный шок. В ту же минуту сильнейшая боль, во много раз превышающая предыдущую, валит человека с ног, возвращаясь всё усиливающимися волнами, она за несколько секунд вышвыривает его из сознания.
Некоторые люди не чувствует свою боль так сильно, иногда – просто жжение, сдавливание в груди, вместе с перебоями в сердце появляется ломота в зубах, пульсирующее ощущение переполненности в голове, темнеет в глазах, состояние минута к минуте усиливается вместо того, чтобы закончиться само собой, и неизбежный страх смерти постепенно захватывает всё человеческое существо. Тревога и страх появляются еще и оттого, что организм, пытаясь заставить сердце работать, выбрасывает в кровь максимальное количество адреналина. Начинают дрожать мышцы, появляется тошнота, иногда рвота, моча перестает удерживаться в мочевом пузыре и выливается наружу, но на это часто уже не обращают внимания.
Какое-то время, подчиняясь последним усилиям немеющего сердца, кровь продолжает двигаться по венам и артериям, мозг еще живет, и человек, оставаясь в сознании, с ужасом осознает, что начинает задыхаться. Он жадно, с максимальной амплитудой, раздувает меха грудной клетки, пот градом катится со лба, глаза с расширившимися зрачками ухватывают случайные куски окружающего мира, взгляд мечется по пространству все менее и менее осмысленно, человек очень старается не умереть, он весь концентрируется в одном этом желании, все другое, даже возможность позвать кого-то на помощь, перестает существовать. Но… титанические, сверхъестественные усилия по захватыванию воздуха дают телу все меньше и меньше кислорода – кровь уже почти не циркулирует. Еще несколько минут, и в груди что-то начинает булькать, так, как будто внутрь попала вода. Приступы тяжелейшего кашля обрушиваются на задыхающегося, он видит кровавую пену – это, подчиняясь правилам отека, межклеточная жидкость проникает в легкие изнутри, заполняя их все больше и больше. Каждая клетка мозга отчаянно сигнализирует о нехватке кислорода, но его не прибавляется. Еще через несколько минут человек, испытавший весь ужас беспомощности перед лицом своего собственного умирания, выключается. Он уплывает в мир галлюцинаций, а процесс наступления смерти идет дальше уже без сознания. Кто-то чувствует себя под водой с камнем на шее, кто-то видит картины из прошлого. Умирание продолжается, и какое-то время еще проходит до наступления агонии. Иногда, когда по физиологическим признакам человек почти уже умер, когда все процессы в организме замедлились до предела и до полной остановки жизни осталось всего полшажочка, когда по всем приборам человек находится в глубочайшей коме и состояние его продолжает ухудшаться, он на одну-две минуты приходит в себя и даже говорит, что ему стало лучше, что, слава богу, приступ прошел. А бывает наоборот – если умирающий не чувствовал своей боли до этого, то в те самые последние минуты, перед наступлением конца она возвращается к нему во всей реальной безжалостности.
Можно подумать, что, прежде чем умереть, человек всегда чувствует свою настоящую боль.
Всю жизнь я собирал вещицы из предыдущих эпох, зачастую отстоящих от нашей на многие сотни и тысячи лет. Я всегда покупал то, что меня интересовало, вместо того чтоб потратить деньги на нечто полезное или выгодное для моей семьи. Укрывшись от всех, я бережно, не торопясь, расставлял по полкам свои драгоценности, трогал их руками, гладил, почти ласкал! Я часами любовался моими сокровищами, не замечая, как проходит время, мысленно разговаривал с ними, и это не было монологом. Да!.. Да! Они отвечали мне! Я не хочу сказать, что слышал потусторонние голоса. Никто кроме меня самого не мог отвечать на вопросы, мною же задаваемые, но я не сам себе отвечал, а отвечал, как бы отождествляясь с предметом.
Легко было войти в образ золотой рукояти скифского меча – это была одна из любимейших моих вещиц, почтеннейшего возраста в две с половиной тысячи лет! Ее бронзовое, мощное когда-то лезвие почти истлело, а сама она сохранилась лишь благодаря высокому качеству благородного металла, из которого была сделана греками для одного из скифских правителей. Эта рукоять повидала всякого на своем веку: она были предметом глубочайшего, почти религиозного восхищения, и одновременно источником страха перед неотвратимой смертью. Сколько безвинных душ покинуло свои тела по ее прихоти? А скольких злодеев она остановила, не дав им совершить их злодеяния? Ее решения никем и никогда не оспаривались, но пришло время, и она во всем блеске своего великолепия последовала в многовековое заточение вслед за своим хозяином. Лежа во тьме его усыпальницы, окруженная червями, пауками и всей той дрянью, которая не может не обитать в человеческой могиле, она могла и, наверное, должна была многое понять в устройстве мира людей, обдумывая и переосмысливая загадочную суть своего земного существования. Становясь на несколько минут этим предметом, наделяя его способностью помнить и размышлять, я иногда натыкался на совершенно новые, неожиданные и оригинальные для себя мысли, как будто дух древней вещи действительно вкладывал слова в мою голову.
