– Ну что ж, подлые отщепенцы нашего счастливого общества, – сказал главный надсмотрщик Южного округа Восточной сатрапии Великой Империи, – вам повезло. Некоторым образом. Вместо позорной казни через ежедневное порицание на главной площади, вам, ублюдкам человеческой расы, предоставляется шанс либо умереть незаметно и неизвестно как, либо совершить героический поступок, реабилитирующий ваши гнусные натуры.
Он умолк и колючим взглядом обвёл трёх человек, сидящих в клетке. Насладившись трепетом, как ему казалось, заключённых от затянувшейся паузы, закончил речь условием реабилитации:
– Вы, хоть и выродки, но, полагаю, слышали о планете Фантом? Да? – трое угрюмо и равнодушно молчали, что, впрочем, всегда воспринималось, как утвердительный ответ. – Тем лучше, это избавит меня от унизительной процедуры вам растолковывать, что и как. – Стражник бесстыдно врал. Ему не то что не следовало что-то объяснять, а запрещалось обсуждать подобную тему. Но человек слаб. – Короче, для полной очистки вашей поганой совести, от вас требуется всего-навсего вернуться с планеты на корабль, который будет ждать на орбите ровно сутки. Задача очень проста, если учесть, что этого сделать ещё никому не удавалось.
Надзиратель тупо заржал, считая циничную шутку верхом остроумия.
– Но мы же не можем знать, как движется время на этой планете? – возразил один из преступников, мужчина лет сорока, блондин среднего роста в очках. – Нам…
Высокий тюремщик, с ядовитым прищуром маленьких глаз, отреагировал мгновенно:
– По мне, так лучше, чтобы оно для таких подонков остановилось вовсе! А лучше всего, если оно будет останавливаться в страшных для вас мучениях! Мучительная и медленная смерть.
– Человек часто получает то, что желает другим, – улыбнувшись, иронично сказал второй заключённый, мужчина лет пятидесяти, с длинными чёрными волосами и с открытым, добродушным взглядом сине-зелёных глаз. – Придёт время и твои слова сбудутся – ты это почувствуешь на себе. Мне тебя жаль, глупца.
Надсмотрщик здорово обозлился.
– Заткнись, ублюдок! – рявкнул он, подскочив к клетке. – Будь моя воля, ты бы это почувствовал на себе прямо сейчас!
Тут вмешался в разговор и третий преступник:
– Твоя воля, как и вся никчемная жизнь, и даже твои примитивные мысли, всё подчинено строжайшему и беспрекословному исполнению приказов, инструкций и директив. – Шатен средних лет, с короткой стрижкой, острым взглядом и смуглым лицом, выждав паузу, заключил. – Ты пресмыкающееся. Причём, не только не ядовитое, но и беззубое. Ты – хамелеон!
– У хамелеона есть зубы, – скромно поправил блондин.
Шатен ядовито ухмыльнулся:
– Это у настоящего хамелеона есть зубы, а у нашего – только длинный язык со стекающей слюной вожделения и подхалимства.
Длинноволосый смягчил удар:
– Он просто несчастный, одурманенный человек. Впрочем, как и большинство на этой прекрасной, но проклятой планете. Бедные люди. Они живут в окружении ложных представлений о мире. Лживые догмы пропитали их плоть и кровь. Насаждаемые коварные и хитрые иллюзии, в красивой упаковке, безоговорочно принимаются за справедливость и добродетель. Людьми примитивными движут инстинкты и эмоции, а людьми интеллектуальными – амбиции и алчность. Все истинно духовные ценности ловко подменены ушлыми, умными, но циничными и коварными идеологическими фокусниками.
Стражник с силой вцепился в железные прутья клетки и, глядя в глаза коротко стриженному, крикнул:
– Вы, жалкие отбросы, смеете меня, счастливейшего подданного Великого Императора, обзывать животным?! Я свободный гражданин свободной и благодатной Империи! Я счастливый человек! А кто же вы? Кто вы, сидящие в клетке под замком? Вы свободны? Так кто же из нас животное?
Все удивились поведению стражника, не обратившего внимания на не совсем, может быть, понятные слова длинноволосого, но цепко поймавшего суть сказанного коротко стриженным, а так как о хамелеоне сказал именно он, и взгляд вопрошающего был обращён к нему, то и отвечать взялся шатен со смуглым лицом:
– Я потому и в клетке, что хотел быть свободным человеком, а не пронумерованным скотом, живущим на короткой привязи.
– А я и сейчас свободен, – высказался длинноволосый. – Никакой клеткой невозможно удержать полёт души, свободу мысли и неукротимость духа.
– Красиво сказано, коллега, – поддержал коротко стриженный. – И главное – верно!
– А я всего лишь занимался наукой, – заговорил блондин в очках, устремив взор на лоскуток неба в решётчатом окне. – И раньше моей клеткой была лаборатория, которая, честно признаюсь, нравилась мне гораздо больше, чем клетка данной конструкции. – Помолчав и опустив глаза, добавил. – И мне немножко страшновато.
Тюремщик хищно оскалился.
– Тебе и должно быть страшно, лабораторная крыса! – прошипел он. – Вам всем должно быть страшно, потому что впереди вас ждёт то, чего все больше всего боятся и перед чем все в страхе трепещут. Каждого из вас ждёт смерть под страшной маской неизвестности!
Коротко стриженный тут же поймал того на слове:
– Разве не перед именем Великого Императора все должны в страхе трепетать? И разве не самое страшное в жизни, как нарушение хоть одного пунктика инструкции? Я уже не говорю про нарушение закона. А может ты притворяешься, а вовсе не трепещешь при виде статуи или портрета, или при упоминании имени Великого Инквизитора? Может ты кланяешься перед его каменным истуканом, а в мыслях обзываешь душегубом? Так ты и вправду хамелеон?
