Смущенно улыбаясь, толстуха взяла у Гарри визитную карточку.
«Жаль, что она совсем не следит за собой», – подумал он.
Неухоженные волосы выбились из-под шляпки, которая совсем не шла этой женщине, тяжелый и усталый взгляд, лицо блестит, словно она только закончила готовить какое-то неаппетитное варево. Но казалось, ей было приятно, что ее сфотографировали, и женщина внимательно изучила визитку, прежде чем положить ее в сумочку.
– Я вас даже не заметила, – сказала она. – Наверняка я выйду настоящим пугалом.
– Вовсе нет, – ответил Гарри. – Снимки получаются намного лучше, когда люди не знают о том, что их фотографируют. Фотография будет готова завтра к полудню. Покупать не обязательно, но надеюсь, вы все-таки зайдете взглянуть.
– О да, зайду, – заверила женщина. – Ведь Линк-стрит – это недалеко от театра Палас?
– Верно. Первый поворот налево, когда идете по Олд-Комптон-стрит.
Женщина поблагодарила Гарри и улыбнулась. Остатки былой привлекательности проявились словно на поднесенном к свету диапозитиве, и, уходя, она начала поправлять выбившиеся пряди.
Это была последняя на сегодня фотография. Слава богу, подумал Гарри, вынул пленку, положил ее в металлическую коробочку и сунул в карман. Он замерз и устал. Провести на ногах четыре часа кряду, может, и неплохо, когда светит солнце и люди фотографируются с удовольствием, но сегодня над Вест-Эндом нависли тяжелые тучи и дул холодный восточный ветер.
Люди двигались равномерным потоком из конца в конец Риджент-стрит, сегодня они были явно не в настроении сниматься: некоторые бросали на Гарри и его камеру сердитые взгляды и отказывались брать визитки или же попросту выкидывали их, бегло прочитав текст. Он сделал больше сотни снимков и решил, что будет неплохо, если хотя бы четверть из них найдет своих покупателей.
Убрав фотоаппарат в чехол, Гарри задумался, чем бы ему теперь заняться. Он мог пойти в свою комнату на Лэннок-стрит за Слоан-сквер, или вернуться в студию и выслушивать жалобы и стенания Муни о том, как скверно идут дела, или же направиться в паб и почитать вечернюю газету. Ему нравились пабы. Нравилось устраиваться в уголке с пинтой пива, наблюдать и слушать. Чего только не услышишь и не увидишь в пабах Вест-Энда! До него доносились обрывки загадочных разговоров, и он развлекался тем, что угадывал, кто эти люди, чем зарабатывают, женаты ли, где живут – в меблированных комнатах, как он, или в собственных домах. Он обнаружил, что если посидеть подольше и приглядеться повнимательнее, то можно довольно много выведать об окружающих, а ему нравилось узнавать людей. К тому же заняться все равно было нечем – во всяком случае, на те шесть фунтов в неделю, из которых сорок шиллингов уходили за комнату и завтрак.
Гарри постоял на краю тротуара, ожидая, пока для машин загорится красный. В нем не было ничего примечательного. Видавшая виды твидовая спортивная куртка, старые фланелевые брюки и темно-синяя рубашка. Ему исполнилось двадцать четыре, он был крепкого сложения, широкоплечий. Большие серые глаза смотрели приветливо, полные губы говорили о добродушии. Коротко остриженные, чуть вьющиеся светлые волосы, лицо от постоянного шатания по улицам приобрело стойкий загар. Гарри можно было принять за студента-медика, и люди, которых он фотографировал, часто смотрели на него с любопытством, словно удивляясь, почему такой парень не подыщет себе занятие получше, чем торчать на углу и снимать прохожих.
Когда машины остановились, он перешел Риджент-стрит и не спеша побрел по Гласхаус-стрит, где купил вечернюю газету. Гарри еще замедлил шаг, изучая первую полосу. Угрозы новой войны и забастовка докеров оставили его совершенно равнодушным. Он обратил внимание на колонку о грабеже на Шафтсбери-авеню и затем с головой погрузился в двухстраничную статью, где рассказывалось о последнем слушании по делу о громком убийстве. Не отрываясь от газеты, Гарри толкнул вращающуюся дверь паба под названием «Герцог Веллингтон» на Брюэр-стрит. Ему нравился «Герцог Веллингтон»: там всегда была приятная домашняя атмосфера и отличное пиво – наверное, лучшее в Лондоне.
Заказав пинту горького, Гарри придвинул табурет, сел и продолжил читать. «У этого парня никаких шансов, – подумал он. – Разве присяжные поверят в такую чушь? Да это не убедит даже ребенка!»
Он дочитал до конца, пролистал газету до колонки последних известий, чтобы узнать, не пишут ли об этом еще чего-нибудь, и потом взял кружку. Пена хорошо осела; вытянув ноги, Гарри принялся смаковать пиво.
Бар был полон: голоса сливались в неумолчный гул, прерываемый лишь пронзительными звонками кассового аппарата, звяканьем кружек на барной стойке и шарканьем ног. Гарри сложил газету и прислонился спиной к стене, рискованно наклонив табурет. Он с надеждой обвел взглядом посетителей. Завсегдатаи были на месте.
Трое мужчин в пальто и черных фетровых шляпах сидели в углу, потягивая виски, и о чем-то шептались. Они приходили сюда каждый вечер примерно в это время – загадочная компания. Гарри ни разу не удалось расслышать хотя бы слово из их разговора, и он понятия не имел, кто они и чем занимаются.
За соседним столиком сидел невзрачного вида мужчина и его разбитная жена, они пили портвейн. Гарри было кое-что о них известно. Они прибирались в нескольких офисах на Риджент-стрит, и женщина всегда пыталась подбодрить мужа. Того мучила язва, и, казалось, приободриться ему было просто необходимо.
Еще бар часто посещала пожилая пара, муж с женой, добродушно пререкающиеся насчет собачьих бегов. Был здесь и грузный мужчина, который утомлял двух своих приятелей политическими теориями; и молодой человек с девушкой – занятые исключительно друг другом, они сидели в углу и пили бренди. Девушка была плоскогрудой и некрасивой, она держала молодого человека за руку, словно боясь отпустить, и едва ли вымолвила хоть слово, пока молодой человек не переставая бубнил низким голосом и все время размахивал свободной рукой, будто пытаясь убедить свою спутницу сделать что-то против воли.
Гарри оглядел все эти лица без всякого энтузиазма. Ему хотелось найти кого-нибудь новенького, кто мог бы его заинтересовать. Он даже привстал на перекладине табурета и посмотрел поверх голов посетителей, толпившихся у стойки, на людей, сидевших за столиками у дальней стены. И тут он заметил ее – самую привлекательную девушку из всех, каких встречал.
Девушка показалась ему прекраснее любой кинозвезды. Густые иссиня-черные волосы волной опускались ей на плечи. Шляпки на ней не было. Блузка небесно-голубого цвета с высоким воротничком выглядела так безукоризненно, словно ее надели сию секунду. А черная плиссированная юбка была не слишком длинной и не слишком короткой, являя собой удачный компромисс между старым и «новым стилем»
