Александра Колузаева - Жизнь с крыльями. История борьбы

Идет по улице и ревет в голос, люди смотрят, думаю, наверно, блаженная. «Как им всем сказать, что я умру и оставлю их навсегда? Как сказать?» – достала телефон, слезы застилают глаза, тушь по всему лицу. «Привет, не сильно отвлекаю? У Меня рак шейки матки. Я не хочу умирать. Завтра в больницу ложусь на обследование». И ревет в голос. Горько. Животный страх и запах смерти вокруг. « Кто сказал, что ты умрешь, может там и не рак вовсе. Езжай домой, выпей успокоительное, скоро приеду».

И поехала, и выпила, лежит, смотрит в потолок, ждет его. «Как не хочется умирать, им нельзя без меня». Приехал. Обнял. Ему совсем не страшно? Говорит, что все хорошо будет, что со всем справятся, вместе. А она как мантру твердит: «Я не хочу умирать». Слезы текут. Она их уже не чувствует. Он вытирает их, целует мокрые щеки, что-то говорит. Что там говорят в обычно в таких ситуациях? Вот и она уже не знает и не помнит. Знает, что чувствовала, как крепко он держит ее, как сильно она нужна ему и что ему ничуть не страшно, значит и ей нужно научиться быть такой смелой и сильной. Ведь рак лечится, это он так сказал и нет повода не доверять ему.

А ему страшно, еще как страшно, но ей об этом знать совсем не обязательно.

А он гладит по голове, разговаривает о бытовых вещах, как будто и не было слов: «РАК ШЕЙКИ МАТКИ, СТАДИЯ 2А». Она не должна знать, что ему страшно ничуть не меньше чем ей. Она должна понимать, что их историю писать нужно вдвоем, она должна понимать, что он всегда будет рядом. И она понимала, всегда, ВСЕГДА, даже когда он просто говорил, что хочет на ужин борщ.

А еще, помнит момент, когда просила вырезать эту треклятую опухоль из нее, хоть без наркоза. Закусит полотенце какое-нибудь и будет терпеть, лишь бы убрали этого «паразита» из ее организма. А оказалось, что нельзя, опухоль слишком большая и не операбельна, могут только яичники вывести из зоны облучения. Облучение. Опять это облучение.

После операции он был рядом, мыл ей волосы, на раскладном стульчике в больничном душе, поил самым вкусным в мире бульоном. А она пила бульон и понимала, что с ним и рак не страшен, он же сказал, что рак лечится. И врачи стали превращаться в особенных людей-волшебников в белых халатах. Тот хирург, который спас от дальнейшего облучения ее яичники и волевая радиолог, зав. отделением, которая, часто матом, кричала, что нельзя киснуть и лечила, помогала ползти к заветной надписи в карте – ремиссия.

А как ты изменилась, моя маленькая сильная птичка, с какой жадностью проживаешь ты теперь каждый день. Как ты радуешься мелочам, смеешься и плачешь от восторга. Притащила домой аквариум с рыбками, сидела на полу перед ними и плакала от умиления и восторга, а я не разделял твой восторг, ты опять в больницу ляжешь, а рыб твоих мне кормить, почти три месяца. А ты все равно радуешься и плачешь. Купил тебе елку в конце ноября, украсили, горит, переливается, как слезы на твоих щеках, слезы радости. Вспоминала, как в детстве наряжали елку с родителями, старыми советскими игрушками. Папа оберегает тебя сверху, он поможет. Сделай все, чтобы он мог гордиться тобой. Дай вытру слезы. Спи, душа моя, спи. Завтра начнется трудный бой, ты победишь – мы победим. Рак лечится!»

Принесли химию. Полтора литра. «Это все одной мне? Я же лопну!» – в глазах мелькнул страх. Нет, так не пойдет, нужно договориться с раком, сейчас немного играем в его игру, а потом он уходит. Это как шахматная партия, в которой он ходит первый и заведомо проиграет. Сейчас просто его ход, но Я-то точно выиграю, это оговорено заранее.

Игла вошла в вену: «Хм, ерунда какая», – жидкость потекла. Пол литра, литр, нестерпимо хочется по-маленькому, капельницу в руки, задрала выше головы и пошла. Вернулась, легла. Финальные ноль пять. «Ерунда, больше пугали» – чувствует себя прекрасно, вскочила в тапки, через огромные светлые коридоры сходила на лучи, тоже не больно, совсем. Аппарат крутится вокруг, гудит, радиация сквозь тело достигает цели, вообще не больно. Нужно позвонить ему и рассказать, что лечить рак даже немного весело и совсем не больно, как в санатории полежать. Он был прав, это я точно смогу, чего тут не смочь.