О жизни, ученых занятиях и обыкновениях ДАНТЕ
Завершив в эти дни довольно длинное произведение1, я почувствовал желание ради отдохновения от душевной усталости почитать что-то на народном языке2, поскольку, как за столом та же самая пища, так и в ученых занятиях постоянно продолжающееся чтение об одном и том же вызывает неудовольствие. И вот, когда я стал искать что-нибудь с таким намерением, в руки мне попало небольшое произведение Боккаччо под названием «О жизни, ученых занятиях и обыкновениях преславного поэта Данте»3. Хотя я уже и ранее читал его самым внимательным образом, но теперь, после повторного изучения мне показалось, что наш Боккаччо, человек сладчайший и приятнейший, описал жизнь и обыкновения величайшего поэта так, как написал «Филоколо», «Филострата» или «Фьямметту». Потому что она исполнена любви, воздыханий, горячих слез, как если бы этот муж пришел в наш мир только для того, чтобы пережить те Десять Дней любви, о которых рассказывают влюбленные женщины и очаровательные юноши в ста Новеллах: его пыл в этих любовных частях был настолько велик, что тяжелые и существенные части жизни Данте он оставил в стороне и молча прошел мимо них, вспоминая о легком и умалчивая о тяжелом. А потому в сердце мне запало желание заново описать жизнь Данте ради собственного развлечения, предоставив больше сведений о вещах более важных. Я делаю это не для того, чтобы отойти от Боккаччо, но чтобы написанное мною как бы дополняло написанное им.
Предки Данте были из очень старинного флорентийского рода, настолько старинного, что в одном месте он упоминает, что далекие предки его были в числе тех римлян, которые основали Флоренцию, однако это весьма неопределенно и, по моему мнению, ни что иное, как домысел. Что же касается тех, о ком у меня есть сведения, то его прапрадедом был мессер Каччагвида, флорентийский рыцарь, служивший под началом императора Конрада4. У этого мессера Каччагвида было два брата: одного звали Моронто, а другого – Элизео. О потомках Моронто никаких записей нет, что же касается Элизео, то от него ведет свое начало род по имени Элизеи и, возможно, это имя было у них ранее. От мессера Каччагвида происходят Альдигьери (Aldighieri), получившие такое имя от одного из его сыновей, у которого с материнской стороны были предки по имени Альдигьери5.
Мессер Каччагвида, его братья и их предки проживали совсем рядом с Воротами Святого Петра (Порта Сан Пьеро), куда ранее входили со Старого Рынка, в домах, которые до сих пор называются дельи Элизеи, потому что они стоят там с древности. Потомки мессера Каччагвида по имени Альдигьери проживали у площади за Сан Мартино-дель-Весково, напротив улицы, которая ведет к дому Саккетти, а с другой стороны простирается до домов Донати и Джуоки.
Данте родился в год Господень 12656, вскоре после возвращения во Флоренцию гвельфов, находившихся в изгнании после поражения при Монтаперти7. В детстве он получил свободное воспитание8, будучи отдан наставникам словесности9, и в нем немедленно обнаружился дарование огромнейшее и исключительно необычайное к вещам восхитительным. Своего отца Альдигьери лишился в детстве, тем не менее, пользуясь поддержкой со стороны близких и Брунетто Латини10, мужа исключительно образованного по тем временам не только в словесности, но и в других свободных науках, он получил все для того, чтобы стать выдающимся мужем. Несмотря на это, он не замкнулся в праздности11 и не остался в стороне от мирской жизни, но живя в общении с другими юношами своего возраста, был привычен ко всяким свойственным молодости делам и значительно преуспевал в них.
В столь памятной грандиозной битве при Кампальдино12 он, юный и пользовавшийся уважением, был среди бойцов, доблестно сражаясь всадником в первом отряде, где опасность была особенно велика. Поскольку битва началась между конными отрядами, и всадники, сражавшиеся на стороне аретинцев, столь бурным натиском одолели и опрокинули флорентийских всадников, что те, разгромленные и рассеянные, были вынуждены бежать к пешему войску. Этот прорыв стал причиной того, что аретинцы потерпели поражение, потому что их победоносные всадники, преследуя бегущих на большом расстоянии, оставили далеко позади свое пешее войско, так что нигде не смогли они сражаться вместе всеми своими силами: всадники сражались сами по себе без поддержки пехотинцев, а пехотинцы сами по себе без поддержки всадников. Что же касается флорентийцев, то у них получилось все наоборот, поскольку их всадники, бежавшие к пешему войску, составили вместе с ним единое целое и без труда одолели сначала всадников, а затем и пехотинцев.
Об этой битве Данте рассказывает в одном из своих Писем, говоря, что он тоже сражался, и описывает ход битвы13. Из этого сообщения мы можем знать, что Уберти, Ламберти, Абати и все прочие, покинувшие Флоренцию14, сражались в этой битве на стороне аретинцев, а все покинувшие Ареццо, то есть все изгнанные в то время гвельфы из знати и простонародья, сражались на стороне флорентийцев. Поэтому надпись в Паладжио15 гласит «При Чертомондо16 разгромлены гибеллины», а не «аретинцы», чтобы не вызывать тем самым скорби у той части аретинцев, которая одержала победу, сражаясь на стороне своей коммуны17.
Возвращаясь к нашему рассказу, нужно сказать, что в этой битве Данте доблестно сражался за родину, так что Боккаччо более пристало бы упомянуть о его доблести, а не о любви в девятилетнем возрасте и о прочих такого рода незначительных вещах, которые сообщили ему об этом великом муже. Впрочем, что тут сказать? Язык всегда стремится к больному зубу, а любящий выпить всегда рассуждает о винах.
После этой битвы Данте возвратился домой и с еще большим жаром, чем прежде, принялся за свои занятия, но при этом вовсе не оставался вне событий, происходивших в городе и государстве. Удивительно! Он постоянно предавался ученым занятиям, чего никому бы и в голову не пришло по причине его радушного поведения и юношеского общения. Здесь я должен указать на заблуждение множества несведущих, которые полагают, что ученым занятиям предаются только те, кто скрывается в уединении и пребывает в праздности: мне никогда не случалось видеть, чтобы кто-нибудь из такого рода скрытных и чуждающихся общения людей знал хотя бы три буквы. Возвышенное и великое дарование не нуждается в такого рода истязаниях. Напротив: истинно и совершенно верно утверждение, согласно которому то, что не проявляется быстро, не проявляется никогда, так что устраняться и уклоняться от общения весьма присуще тем, кто вовсе не способен постигать по причине своей невысокой одаренности.
