– Детка, ты спишь? Просыпайся, приехали! – Меня разбудил мягкий голос мамы, она повернулась ко мне с пассажирского сиденья нашего автомобиля и нежно дотронулась до моей коленки. Через свои дырявые джинсы я ощутила тепло ее руки.
– Я долго спала? – Спросила я, оглядываясь по сторонам, пытаясь увидеть бабулин двор.
–
Всего около двадцати минут, как раз проспала всю плохую дорогу. Не укачало? – Мама уже развернулась обратно и стала искать в своей сумке что-то. Может, бутылку воды?
– Нет, все отлично! Пойдем скорее, мам! – Мне нетерпелось увидеть бабулю.
Последний раз, когда мама привозила меня в дом своего детства, мне было всего то около пяти. Я смутно помню добрую полную женщину с копной рыжих волос, ярких, как осенние деревья. Она держала меня на коленях, мы играли в “гори-гори ясно, чтобы не погасло”, дарила мне игрушки.
Потом почему-то перестали приезжать. Бабуля звонила маме и просила привезти меня на каникулы, я сама слышала, а мама только ругалась.
А после Нового года вдруг мама сама позвонила и говорила очень тихо, я бы и не узнала, что она звонит бабуле.
И теперь на зимние каникулы я приехала сюда! Семь лет прошло, а дом ни капельки не изменился, только стал как-то меньше.
– Бабуля! – Я у видела на крыльце высокую фигуру в темном полушубке и платке.
– Леночка, родная моя! Как же ты выросла! – Последняя фраза, похоже, была обращена к моей маме и произнесена даже с укором.
Я с разбегу влетела в бабулины объятия, мимоходом удивившись тому, как она похудела. Мои руки свободно обвили ее талию, а лицо уткнулось в ребра.
От бабули приятно пахло ванилью и совсем немножко – аммиаком.
– Мама, привет. Как ты себя чувствуешь?
Странно слышать, как твоя мама называет кого-то мамой. Я посмотрела бабуле в лицо: неужели она больна? Может, мы поэтому наконец приехали?
Но глаза ее, хоть и утонули в множестве морщинок, все же были живыми и умными, даже цепкими. Никак не больными. Бабуля обняла меня еще крепче, заметив, что я пристально на нее смотрю.
– Что пугаешь ребенка? Все у меня лучше всех, здоровее здоровых и веселее веселых, милые мои. Пойдемте скорее в дом, нечего морозиться вам на крыльце. Я растопила печку, пойдемте же с дороги чаю выпьем.
Бабуля распахнула двери и нас окутало облако влажной теплоты: в доме и правда было очень хорошо натоплено.
На старенькой плите свистел чайник. Бабуля сняла его с конфорки и разлила три кружки кипятка. Пакетики стояли на столе в миске и я огляделась в поисках сахарницы.
– Извини, моя милая. Сахара не держу, у меня от него голова болит. Но ты попей горячего, крепкий чай-то и так вкус имеет! – Бабуля улыбнулась мне и я отметила ее ровные, но какие-то мелкие и почти прозрачные зубы.
– Мама, ты так похудела! Точно все в порядке? – Моя мама говорила тихо, думая, что я занята разворачиванием чайного пакетика. – Да и по телефону ты звучала какой-то усталой…
– Да все хорошо. Колю инсулин, чувствую себя просто здорово, редкую зиму удается без простуды, а эту как Бог послал. Скачу козочкой! Это потому что солнышка много летом было.
Я заметила, что бабуля, рассказывая, прихлебывает крутой кипяток. Может, чая ей тоже не хотелось, как и сахара? И что такое инсулин? Я решила спросить маму чуть позже, а пока оглядывала смутно знакомую кухню.
***
Бабуля жила недалеко от нашего с мамой города, в поселке. За то время, что мы не приезжали, ее улица заметно разрослась: из запотевшего окна кухни я видела несколько новых заборов и даже проехавшую мимо блестящую черную машину, совсем, как в городе!
Я вспомнила, что давно-давно играла в одном из соседских дворов с девочкой моего возраста, мы гоняли голубей и собирали с земли маленькие кислые яблочки. Интересно, помнит ли она меня? И живет ли здесь еще?
***
Кухня, казалось, совсем не изменилась – тот же цвет стен, та же уютная пузатая печка из красного кирпича, с тяжелой чугунной заслонкой.
Помню, я бегала вокруг кухни и влетела в эту дверцу, когда бабуля открыла ее чтобы докинуть еще полешко. Потеряла один молочный зуб, ну и что? Он и так держался на ниточке. А мама на бабулю тогда обиделась, за то что “недоглядела“ и “зуб вымела”. Я и тогда не поняла этой обиды, а сейчас, когда вспомнила тот случай, он и вообще показался мне скорее забавным.
Единственное, что поменялось – посуда. Я помню, над мойкой всегда висели скороводки, а на печке рядами стояли кастрюли, от маленького ковшика для варки яиц, до огромной, в которой бабуля с мамой варили борщ для всей улицы по большим праздникам.
Сейчас же над мойкой висел отрывной календарик с изображением какого-то святого, а на печке громоздились колючие верблюжьи одеяла. Я слышала от мамы, что бабуля старые вещи отдает в церковь для неимущих. Может, посуда эта стала ей одной не нужна?
***
Бабуля уложила нас с мамой на чердаке. Я ворочалась на скрипучем пружинном матрасе под одним из тех одеял с печки. Незнакомые запахи и звуки не давали уснуть, но еще хотелось есть.
Бабуля не предложила ужин, а мы с мамой были слишком усталые чтобы готовить самим. Поэтому перекусили печеньем из маминой дорожной сумки и улеглись так.
– Мам? – позвала я.
В ответ услышала только тихий вздох и скрип пружин, когда мама перевернулась на другой бок.
Я решила спуститься вниз. Помню, у бабули в кладовке всегда стояли банки с закрутками, так хочется хотя бы помидорку, или ложку варенья!
Лестница потрескивала, я освещала себе путь фонариком на телефоне. Спустившись, приложила ухо к двери бабулиной спальни. Услышала тихий гул, а снизу пробивалось голубоватое свечение. Наверное, от фонаря на улице.
Добравшись до кладовки, я с удивлением обнаружила, что она закрыта на замок. Я встала на цыпочки и провела рукой по притолоке, но ключа не обнаружила.
На кухне, освещаемой полной луной, я не нашла ни хлебницы, ни даже баночек со специями.
В подвал, где стоял холодильник, спускаться побоялась. Выключатель находился в самом низу ступенек, а я хорошо помнила липкую непроглядную темноту подвала.
Пришлось вернуться к маме и уснуть под бурчание пустого живота.
***
– Мама, но как так можно? Ты же себя заморишь! Погляди, кожа и кости. Давно ты этим занимаешься? – Меня разбудил голос мамы, доносившийся с первого этажа.
– Да что ты понимаешь! Я сейчас такая здоровая, тебе и не снилось, курице городской, просто зима, а зимой всегда тощаешь. Дурища, ты бы послушала что старшие говорят. – Бабуля отвечала с насмешкой, даже колкостью. Мне стало неприятно за маму.
Неужели они опять будут ссориться? Зачем мы приехали тогда, раз они не помирились?
Я вздохнула и перевернулась на другой бок. Но сон уже улетел, в сером утреннем свете комната уже не выглядела такой уютной, а кровать – родной и знакомой.
