Местные товарищи не обманули. В лесном массиве действительно солдат противника не оказалось. Впереди русло пересохшей речки обрамляли каменные столбы, валялись стволы деревьев, похожие на пехотинцев, побитых пулеметным огнем. Лунный свет обрисовывал валуны, серебрил макушки елей. Вражеские позиции на линии фронта остались позади – оперативники, словно ужи, обтекли пулеметные расчеты. Мишка Балабанов цеплялся за пятки шедшего впереди майора Владислава Дымова, ворчал, мол, не барское это дело – ползать за линию фронта. Резон в его стенаниях присутствовал – контрразведку СМЕРШ создавали не для того, чтобы ползать в тылу врага.
Дымов первым перебрался в русло пересохшей речки, прижался к валуну и поднял руку: замри! Кустарник за спиной безмолвствовал. Ночь была глубокая. На дворе начало мая 45-го, дело к лету, ночи становились теплее. Взмокла спина, Дымов расстегнул ворот брезентового балахона, подтянул лямки сползающего со спины рюкзака. Передвигались в гражданской одежде, но полностью снаряженные. Давно забыли, что такое гражданская одежда, и ощущения были странные – чесалась спина, потели подмышки. На север простирался свободный от леса участок местности. Пересохшее русло речки находилось в низине, заваленной камнями. Чувство опасности пока не донимало. В дальнем лесу ухал филин, ветер шевелил верхушки деревьев. Противник отсутствовал. Прикрывать этот участок смысла не было – боевая техника здесь завязнет, пехота тоже не пройдет. «Сюрпризов» не опасались – линия фронта регулярно смещалась, устанавливать минные поля немцы не успевали.
Влад обернулся, махнул рукой, призывая оперативников следовать за ним, и двинулся дальше. Шел, пригибаясь, ощупывая препятствия под ногами. Использовать фонари побаивались. Подчиненные двинулись следом. Последний, пятый, кажется, Глазнев, замешкался – что-то потерял. Но нашел, засеменил за товарищами.
Половину открытого пространства преодолели беспрепятственно.
Ложись! – Влад махнул рукой и повалился на бок, прижав к плечу ремень «ППШ». Остальные последовали примеру командира. Включились органы чувств. Справа доносилась приглушенная речь, бренчал металл. Говорили на латышском – двое или трое. Ничего удивительного, это Латвия, район прикрывал Латышский легион СС – вояки не особо бравые, но злые и патологически ненавидящие все русское. Снова пришлось лежать, сжимая зубы. Кто-то ругнулся в сердцах, последовал удар металла о металл. Распространенный способ ремонта сложных механических приспособлений. Завелся мотоциклетный мотор, затарахтел – сначала прерывисто, потом ровно. Вскоре транспортное средство удалилось. За ворохом еловых лап пролегала проселочная дорога.
Потерянное время наверстали, предприняв бросок к лесу. Пробежали по ворсистой траве, затем растворились в лесу. Момент был ответственный, Дымов переживал – людей из его отдела не обучали таким премудростям. Прыснул Балабанов, когда Потапенко, не заметив дерево по курсу, ударился об него и набил шишку на лбу. Он выразил сочувствие пострадавшему товарищу. Отличившийся огрызнулся, послал «молодого» по известному адресу.
– Может, помолчим, товарищи офицеры? – не выдержал Дымов. – Забыли, где находитесь?
– Виноваты, товарищ майор, исправимся, – пообещал старший лейтенант Балабанов – смешливый толстогубый паренек с прижатыми к голове ушами.
Тропа белела под ногами – извивалась змейкой, проваливалась в низины. Пока все шло как надо, латышские товарищи точно описали маршрут. В нем значилось и пересохшее русло речки, и тропа в сосняке, которую нашли без хлопот. Четыреста метров по лесу, с минимальным числом препятствий – дальше образовался склон – весьма внушительный, заросший старыми елями. Здешняя природа не сильно отличалась от Алтайского края – родины Дымова. Отличались люди, их жизненный уклад, отношение к событиям в мире…
Предполагалось, что группа пройдет «вслепую» только три версты. Дальше ее встретят и позаботятся. На обгон пошел немногословный капитан Садовский – Влад вытянул руку, придержал товарища. Склон завершался изрытым подножием. Такое ощущение, что здесь потрудились какие-то гигантские кабаны. Лунный свет озарял округу. Живых существ в квадрате не наблюдалось. Оперативники рассредоточились вдоль кустарника, стали вести наблюдение. Возился Пушкарь, поправляя сползающий на землю вещмешок. Местность была открытая, но укрытий хватало. Пространство пересекали канавы и небольшие овраги, чернел кустарник. С курса не сбились – справа виднелись крыши заброшенного хутора. Лунный свет озарял перебитую изгородь, распахнутые ворота. Ориентир весьма примечательный. До цели оставалось метров семьсот – канавы, овраг, затем лесок слева, где дожидались партизаны…
Дальше шли в колонну по одному – риск нарваться на мину все же сохранялся. Дымов спустился в овраг, пробился через сухие колючки, вскарабкался наверх. Лес был в двух шагах – черный, негостеприимный, как и вся прибалтийская земля. Влад заполз за бугор, сжал прохладное цевье «ППШ» – так было спокойнее.
Округа не подавала признаков жизни. Если «комитет по встрече» засел в лесу, их должны были видеть. Но в трезвом уме никто на опушку не полезет. Еще неизвестно, кто тут находится.
– Уже можно, товарищ майор? – высунулся из оврага Мишка Балабанов.
– Сделай одолжение, – проворчал Влад.
Оперативник перекатился, пристроился рядом. Блеснули в полумраке острые зубы – Мишка хвастался, что может перекусить даже колючую проволоку. Но ни разу свое умение не демонстрировал.
– Вот видите, товарищ майор, ничего сложного…
– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, – прокряхтел коренастый капитан Садовский, обустраиваясь справа от Балабанова. Он грыз соломинку, всматривался в темноту. Выбрался капитан Потапенко – большой, крепко сбитый, немного неуклюжий, но обладающий завидной выносливостью. Он как-то примерил мундир эсэсовского офицера. Он сидел на нем как влитой. И немецким языком Потапенко владел – как, впрочем, и все остальные.
– Вперед, командир? – спросил, отдуваясь, капитан. – Чепуха осталась.
– Вперед, – согласился Дымов. – Только с трезвой головой и не гнать коней по бездорожью. Где остальные? Нужду справляют?
– Здесь мы, товарищ майор… – из оврага возник подтянутый дамский угодник старший лейтенант Алексей Пушкарь. Текущая прогулка не располагала к любовным томлениям – он весь измазался жухлой листвой. Алексей грамотно перекатился, обосновался слева. Последним возник капитан Борис Глазнев – жилистый, невысокий, с холеным, но каким-то мутным лицом и такими же глазами.
– Расчет закончен, – бросил он, падая рядом с Пушкарем.
