Прекрасная ночь для свадьбы. Луна сияет, изливая мерцающий свет, как благословение этому союзу, а звезды празднично блещут. Нежный ветерок осторожно сдувает с деревьев розовые лепестки, превращая их в конфетти.
Комната, в которой я нахожусь, выходит в сады летнего дворца. Я прикладываю лоб к холодному оконному стеклу. Всего мгновение назад я была окружена людьми. Они суетились, готовили меня, окружая смехом и возбуждением. Теперь я одна. Жду.
Я одета к полуночи. Единственный цвет – алая нить, вшитая в корсет. Вообще же я полностью в черном, как и подобает Гадюке, хотя сегодня сложный наряд заменяет мой обычный боевой костюм. Я сую кинжал, подаренный мне командой, за голенище сапожка и сразу чувствую себя увереннее. Возможно, я невеста, но у меня куча недругов, которым не терпится использовать этот день в своих корыстных целях.
Раздается тихий стук в дверь. Пора. Внутри вспархивает нервная стайка и трепещет в груди. Глубокий вдох, подбородок вверх – и я встречаю свою судьбу с высоко поднятой головой. Две горничные приветствуют меня улыбкой, набрасывают мне на плечи мантию из тяжелого бархата и закрепляют ее у самой шеи украшенной драгоценными камнями брошью. На мои волосы осторожно накидывают капюшон, и я вместе с сопровождением покидаю свои покои.
Церемония проводится на улице, во дворе, освещенном тысячью свечей и переполненном островитянами, желающими стать свидетелями этого исторического события. При моем появлении по толпе проходит шорох, все головы поворачиваются, сотни глаз наблюдают, как я совершаю свое долгое путешествие к тому месту, где ожидает жрица, готовая принять наши клятвы. Сердце стучит быстро-быстро – слишком быстро, – хотя меня успокаивает присутствие моей команды, выстроившейся по обе стороны прохода.
А вот и он. Взгляд притягивается к нему, как стрелка компаса. Бронн. Мой извечный север.
Лицо его хранит обычную невозмутимость – он годами учился скрывать свои чувства, – и, хотя я по-прежнему не всегда могу его читать, сегодня у меня нет сомнений в том, что творится в его голове. Я неохотно перевожу взгляд на человека, поджидающего меня в нескольких шагах впереди.
Он облачен в тончайшее сукно, отделанное бархатом и сверкающее льдинками хрусталя. Он никогда еще не выглядел таким импозантным. При моем приближении он улыбается – чудесной искренней улыбкой, поскольку на меньшее Торин не способен, – однако я все же подмечаю, что ему не по себе. Не я одна сегодня предаю любовь во имя долга.
Шаг, другой, и вот я уже рядом с ним, стараюсь не замечать всего остального мира за словами жрицы и приношу клятвы со всей искренностью, на какую только способна. Я обещаю быть честной по отношению к Торину, клянусь защищать его ценой своей жизни и быть преданной ему, как никому другому, пока смерть не разлучит нас. Эта последняя клятва дается труднее остальных, однако я выдавливаю из себя нужные слова. Во всяком случае, мы оба знаем правду. А поскольку я никоим образом не обманываю Торина, то не испытываю и чувства вины.
Позади Торина, достаточно близко, чтобы я видела его краешком глаза, стоит его новый телохранитель, Брэйдон. Я к нему еще не успела привыкнуть. Начать хотя бы с того, что он доверяет мне ничуть не больше Шарпа. Расположение последнего я со временем сумела завоевать, но преодолеть неприязнь Брэйдона будет труднее. Я чувствую, как он хмурится даже в тот момент, когда я становлюсь его принцессой.
Взгляд мой переносится на стоящего в сторонке Шарпа. Потеря зрения означала для него переподчинение, и, хотя он остается помощником Торина, его страдания последние несколько месяцев бросаются в глаза. Очевидно, что он чувствует сейчас то же самое, что и Бронн.
Клятвы даны, нам с Торином велят соединить запястья точно так же, как мы уже делали давным-давно во время первой церемонии скрепления уз. Однако на сей раз вместо раскаленного железа наши покрытые шрамами запястья обвивает шелк, и мы обращаемся лицами ко всем тем, кто пришел, чтобы засвидетельствовать столь важное событие.
Толпа кричит здравицы, моя команда отдает нам салют. Торин наклоняется и мягко целует меня в губы. Все это часть действа, я знаю, но чувствую, как у меня багровеют щеки. Там, где у Бронна кожа шершавая, у него она нежная. Его прикосновение – лед, тогда как прикосновение Бронна – пламень.
Он мой муж. Я его жена.
Когда мы идем обратно по проходу, по-прежнему связанные шелком, мне удается не смотреть на Бронна. Я далеко не сразу осознаю, что не дышу, и делаю выдох. Главное, что худшее позади. Заставляю себя расслабиться, настолько, что обращаю внимание на толпы людей, провожающих нас ликующими криками.
И в этот момент я вижу его. Незнакомца. В нем нет ничего необычного, но именно это и выделяет его из общей массы. Он одет слишком невыразительно. Слишком сливается с окружающими. Он производит впечатление человека, который не хочет, чтобы его заметили.
Я отворачиваюсь, поскольку тоже не хочу, чтобы он заметил мою подозрительность, однако продолжаю исподтишка за ним наблюдать – нельзя терять из виду потенциальную опасность. Торин, должно быть, улавливает мою напряженность – он смотрит на меня обеспокоенно.
– Что стряслось?
Я отвечаю самой радостной улыбкой, так что толпе кажусь просто счастливой невестой, болтающей с новоиспеченным мужем.
– За мной, у стены. Черные волосы, перехваченные на затылке.
Высокий. Видишь его?
Торин возвращает мне фальшивую улыбку и наклоняется, делая вид, будто шепчет на ухо что-то ласковое, тогда как на самом деле ищет взглядом предмет моего беспокойства.
– Да. Кто это?
– Я надеялась, ты знаешь.
– Распорядиться, чтоб его убрали?
Я качаю головой:
– Нам только представления не хватало.
Однако завязываю на память узелок, чтобы при первом же удобном случае попросить кого-нибудь из команды пронаблюдать за незнакомцем.
Когда мы оказываемся в конце прохода, Торин заглядывает мне в лицо.
– Мы ведь все сделали правильно, да?
Я сжимаю его руку:
– Ну конечно же.
Хотя мне уже хочется, чтобы эта ночь побыстрее закончилась. Лучше бы никаких больше празднований не было.
Я не участвовала в обсуждении своей свадьбы. Я не хотела, чтобы она проводилась в летнем дворце, в самом сердце Первого острова. Примостившийся на вершине горы дворец продуваем всеми ветрами, одинок и далек от моего корабля, отчего я чувствую себя уязвимой и напряженной. Я не хотела расточительных пиров и танцев, когда островитяне по-прежнему с трудом находят, чем набить живот. Однако все это было организовано кем-то другим.
