Океан. Бескрайние просторы сапфирово-синей воды с белыми пятнами морской пены, темной и кажется даже густой, там, у самого горизонта… а день был так хорош. Вокруг во всем своем многоцветном великолепии бушевала весна, вскипая белой пеной на ветвях персиковых и кизиловых деревьев, окутывая бледно-зеленым туманом величественные дубы, и рассыпаясь по пологому берегу тысячей мелких белых звездочек-жонкилей…
На пустынном пляже, прислонившись спиной к большому, гладкому камню сидела девушка. Теплый морской ветер трепал ее рассыпанные по плечам, густые каштаново-рыжие волосы, вплетая в локоны аромат цветущих акаций и соли. Тонкая, струящаяся ткань бледно-зеленого платья мягкими складками спадала до самого пола, придавая ей, такой красивой и удивительно одинокой, сходство с вышедшей на брег, прелестной Нереидой.
Однако сама девушка едва ли задумывалась над этим. Она смотрела на распростертые у ее ног сверкающие воды залива, долгим, задумчивым, печальным взглядом, обращенным куда-то далеко-далеко, за самый горизонт. Темное отчаянье вползало в ее сердце маленькой ледяной змейкой, заставляя все крепче сжимать кулаки и бормотать сквозь зубы глухие, ей одной понятные угрозы. Временами она быстро и украдкой стирала с побледневшего лица, выкатывающиеся из глаз слезы, словно боялась, что кто-нибудь застанет ее за этим занятием. Но пляж оставался таким же пустынным, как и час и два назад, и лишь пронзительные крики чаек нарушали царившую вокруг тишину.
Черный Шевроле остановился у обочины пустынной дороги и из прохладного салона вышел крепкий молодой человек. Его каштаново-рыжие волосы, уложенные гелем, мгновенно растрепал ветер. Но он даже не счел нужным их пригладить, лишь раздраженно отбросил упавшую на лицо прядь и быстро спустился по узкой дорожке к самому берегу, где сидела девушка.
– Я знал, что найду тебя здесь. – Молодой человек задумчиво и как-то через силу посмотрел на нее. – Лив, сколько можно себя изводить? Ты ничего не сможешь изменить!
«Ничего не сможешь изменить» «Ты должна быть сильной»… вихрем пронеслись в ее голове язвительные фразы. Оливия с ненавистью уставилась на Джеймса.
Ее брат был типичным представителем их семьи. Темно-рыжие волосы, такие же, как у их отца, и дедушки. Светлая кожа, теплые, золотисто-карие глаза, опушенные длиннющими темными ресницами. Многие женщины находили его привлекательным, а для Олив сейчас, его внешность служила вечным напоминанием об утраченном счастье.
Обхватив Оливию за плечи, Джеймс мягко подтолкнул ее к машине и усадил на сиденье рядом с собой. Девушка не сопротивлялась, двигаясь как сомнамбула. Она так старалась убежать от самой себя, заглушить хоть ненадолго боль, и все равно каждый раз возвращалась, чтобы с новой силой ощутить пустоту, оставленную в ее сердце.
Это было шесть месяцев назад. Шесть долгих, невероятно трудных месяцев. В тот день Оливия солгала отцу с матерью, сказав, что поедет к подруге в соседний городок, а сама с очередным кавалером отправилась в их загородный дом, намереваясь провести романтический вечер. Но планам ее не суждено было сбыться и в ту трагическую ночь вместо поцелуев под луной, она нашла плавающие в бассейне, изрезанные бритвой трупы родителей и маленькой сестренки Джинни. До сих пор вид омерзительно-бурой воды, подсвеченной снизу мощными прожекторами, на поверхности которой плавали тела, стоял перед ее глазами. Как и три закрытых гроба два больших из темного дуба и один совсем маленький, заваленные горой живых цветов, стоящие на специальных подставках, под узловатыми кронами деревьев на лужайке кладбища Сейнт-Джон.
– Зачем ты приехал? – Оливия щелкнула зажигалкой, выпуская струю серого дыма в окно. Она знала, что брат не переносит табачного запаха.
– Юристы отца, наконец, завершили проверку завещания. Я подумал, ты должна знать.
Джеймс делал вид, что внимательно следит за дорогой, краем глаза наблюдая за выражением на лице сестры. Для жизнерадостной, страстной и порой безрассудной Оливии, имеющей привычку резко высказывать свое мнение, состояние замкнутости было несвойственно. Он уже начал бояться, что случившееся слишком сильно отразилось на ее психике. Однако заикнуться о визите к психотерапевту боялся еще больше. Сейчас он даже не стал делать ей замечание по поводу сигареты.
– Мы с тобой вроде и так знаем, что написано в завещании. – Мрачно изрекла Оливия.
Брат не был виноват в том, что произошло с их семьей и не стоило перекладывать на него свою боль. Ему тоже пришлось не сладко. Однако сейчас она была так расстроена, что едва могла себя контролировать. Чувствуя, что вот-вот расплачется, она отвернулась к окну.
«…Таким образом, Оливия Меллисандра Блэквуд получает семьдесят пять процентов акций „Блэкфилд-инкорпорейтед“, Мустанг Шелби GT500 1967 года и квартиру по 224 Ист-Гарден» – Эдди Гаррисон, адвокат семейства Блэквуд тихим, строгим голосом читал завещание, стараясь не допускать излишней оживленности, свойственной его характеру. Этим ребятам сильно досталось. А полиция так до сих пор ничего не сделала…
– Вы, – он повернулся к Джеймсу – Джеймс Фредерик Блэквуд. Вы получаете двадцать пять процентов акций «Блэкфилд-инк», дом на Ист-Белмонт стрит 608, тот, где мы сейчас находимся, яхту, а так же все остальное движимое и недвижимое имущество, принадлежащее вашей семье, кроме загородного коттеджа Роуз-Хилл. Его надлежит поделить поровну между вами и вашей сестрой.
Выслушав все, что сказал Эдди, Оливия удивилась. Она не ожидала, что отец оставит ей компанию. В конце концов, Джеймс был старшим сыном и наследником, хоть никогда и не проявлял должного интереса к семейному бизнесу. И все же, она, как впрочем, и все остальные полагали, что «Блэкфилд-инк» достанется ему. Но отец решил иначе. Перед ее мысленным взором сразу возник образ отца, такого, каким она его помнила – невысокого роста, кряжистый, здоровяк, с густой рыжей шевелюрой, вздернутым носом. Шумного, хлебосольного человека, одетого неизменно в джинсы, кожу и высокие полуботинки, излучающего непоколебимую уверенность в себе, словно весь мир принадлежит только ему, а остальные могут катиться к дьяволу, если их это не устраивает. На краткий миг сердце Оливии сжалось от боли, словно в него всадили раскаленный прут. Их отец всегда напоминал этакого ковбоя с просторов дикого запада, задиру и драчуна, а не респектабельного бизнесмена, каким являлся в действительности.
Но, наверное, и не следовало ожидать иного от человека, который, не имея ни гроша за душой, пустился в погоню за счастьем. И удача улыбнулась Колину Блэквуду, в виде неотразимо красивой Лориты Мэн, дочери ресторанного магната из Нью-Йорка, младше его на целых десять лет. Отец запретил Лорите даже думать о небогатом юноше из провинции, но своевольная девушка оставила ради любимого все, что в кругу людей обличенных властью больших денег было неотъемлемой частью жизни. Ее поступок навсегда разорвал связи с семьей и сподвиг отца вычеркнуть свою любимую и единственную дочь из завещания. Однако Лорита и Колин были счастливы, ютясь в маленькой квартирке-студии, находящейся под самой крышей, в бедном квартале на окраине, пока Колин не окончил обучение в колледже. С тех пор его дела пошли в гору, и через пару лет у пары было все, что нужно для нормальной жизни.
