Продолжая цепочку странных происшествий, лавируя между редких долетающих брызг прибоя, малиновый, как кровь новопреставленных, мотылек явно выписывал знаки. Знаки чьего-то послания для них.
Страшного послания.
Окончательно сбитая с толку дриада, изо всех сил прижимая плачущую малышку Пуговку к груди, обнаруживала одну за другой невидимые буквы и символы, и, совершенно того не желая, складывала и сплетала слова в цельную вязь.
Над горизонтом снова пророкотали вертолеты. Невыносимо ныло под ложечкой – Споменку пробирал мороз, и совсем не от набравшего силу северного ветра.
– Мы же еле выбрались оттуда! – прозвучал за спиной, без намека на эмоцию, голос Ингрид. Не нужно было оборачиваться, что бы понять – на нее сейчас смотрят все они. Смотрят, как на полоумную. Да она и сама себя так ощущала. Господи, ее же и саму воротило от одного только вида саквояжа! Черного, как самая черная во вселенной жаба. Кому в здравом уме придет в голову лезть монстру в пасть?
И все-таки… И все-таки, их новый друг, премило попрощавшийся, пожелавший попутного ветра – О, Боже – в шторм – попутного ветра! – удаляющийся сейчас с чувством выполненного долга, уже ознакомил ее с полным раскладом, оставив ее с этим раскладом наедине. У них нет других вариантов.
«И мотылек…» – дриада обреченно взглянула на Ингрид, в ее прекрасные обозленные глаза с гетерохромическими зрачками великолепных покойников прошлого Боуи и Менсона.
– Это же… это же бред! Я… Я… Я не… – подвывала Пуговка.
Рок-н-Ролл Мама уселась на мокрую гальку, и, обхватив руками голову, отрешилась от происходящего. Она забыла о котенке, и Мурочка, единственная, кому, в силу загадочной природы, не было страшно и тоскливо, выскользнула из ее сильных рук, и теперь вертела головкой во все стороны, жадно ища в сырой темноте неуловимую красную бабочку.
Жужа улеглась на спину, с упреком обратив опустевшую глазницу к мрачному небу. Сонный Олененок затравлено следил за кружащими над горизонтом красными точками.
«Нехорошо это все!» – Споменка на несколько секунд позволила себе закрыть глаза. Сглотнула.
– Проводник, – терпеливо повторила она, обведя помрачневшие серые лица взглядом, ничуть ни полным решимости, – как сказал Достаточно Честный…
– Мне… мне… – дрожь малышки Пуговки слабела, но ведь и времени расклеиваться им не оставили, – плевать, что… что он там ска… сказал! Ты… ты что, не видишь? Нас первая же вол… волна…
Малышка осеклась – парик соскользнул с гладкой, совсем безволосой головки, но она даже не обратила на это внимания. Ее затрясло с новой силой.
– Я тоже боюсь. Совсем не чувствую моря. Оно… – дриада делала непозволительно длинные паузы, обращаясь не столько к Пуговке, сколько к самой себе, и медленные слова звучали как приговор.
«У нас нет выбора!»
Она донельзя вымоталась, как, собственно, и все они, и сейчас хотела того же, что и все – чтоб весь этот ад закончился. Пусть даже и так, как решено не ими.
– Оно совсем не похоже на лес, – Споменка продолжала с силой прижимать малышку к себе, тратя из того немногого, что осталось, лишь бы истерика утихла, с упавшим сердцем отметила, как Эньо апатично швыряет камешки в пену, отчего та шипит только еще злее, – Но куда нам еще деться?
Пуговка, не отнимая лица от заплаканной груди дриады, замотала головой.
«Нам что-то мешает! Нам не дадут уйти отсюда!» – Споменка впервые по-настоящему испугалась почерпнутого из воздушных иероглифов бабочки. Покосилась на мертвую старуху, чей слегка мерцающий в сумраке силуэт расплылся нечетким пятном.
– Мы просто зажмурим глаза, и будем плыть, – она наклонилась к Пуговке, удерживая ее за поникшие плечи, заглянула в размокшее личико, – Ладушки?
– Пока не доплывем? – от доверия, обнаруженного в ее глазах, Споменке стало нехорошо.
«С каких это пор?» – ужаснулась она про себя.
– Да, моя хорошая, пока не доплывем! – теперь и ее глаза блеснули влагой.
«Знать бы только – куда? Старик… Кто он? Снова загадки… Достаточно Честный? А достаточно ли он честный? Права малышка, права! Куда нам в такие волны?»
Споменка, мрачно взглянула на темную воду, щетинящуюся черными осколками. Перевела взгляд на изгиб пляжного песчаного вала, на котором в двоящемся мусорном баке двоящиеся чайки раздирали клювами двоящийся черный пакет.
Где-то на уровне инстинкта что-то очень и очень не нравилось ей в этих птицах.
«Усталость, – надеялась Споменка, – Усталость и нервы»
Все, что они встретили за эту ночь, никак не дышало дружелюбием. Мир за пределами Дома, все-все вокруг – абсолютно все – оказалось не просто неизведанным – все было – опасность, злоба. И ни в чем никакой логики. Однако чайки не нравились ей как-то иначе. Не как хищники.
«Должно быть, в этих кузнях и куются параноики» – кисло улыбнулась дриада.
А еще ее волновала черная прямоугольная дыра под кипой сложенных пластиковых топчанов. Черный котище, она видела, затаился где-то там. Внимательные глаза неестественно крупного хищника следили за происходящим на побережье. Глаза эти поглядывали на чаек, но в основном наблюдали за отрезанными от суши, загнанными в угол беглянками.
– Валить надо отсюда! – процедила сквозь зубы подошедшая к ним Зюка, безуспешно изображая безмятежность, – За нами уже следят!
Дриада еле заметно кивнула. Поймала себя на том, что в пальцах совсем не к месту появилась дрожь.
«Пора! Сейчас! Иначе…»
Иначе их не отпустят.
«Бездна бездну призывает!» – вздохнула Споменка, когда последней, одиннадцатой, вступила на борт, сжимая вверенную ей деревянную коробочку. Последний раз огляделась, поражаясь, насколько реальность накануне утра реальна. Грозовые облака, пригнанные ветрами за ночь, принесли темноту другого порядка, от чего волнение необъяснимо усилилось. Взглянула туда, где и ведьма, и здоровенный черный котяра, вот-вот исчезнут из их жизни навсегда.
«Все страньше и страньше! – подумала она, вновь обнаружив мотылька – закончив изливать пророчества, тот присел на край медной створки саквояжа, аккурат позади котенка, – Раздвигаюсь, словно подзорная труба!»
Безвольными шарнирными пальцами Споменка открыла шкатулку. Не смотря на порывы ветра, все внутри саквояжа сразу же замерло, когда свет побежал по прожилкам Золотого Камня. Дриада торжественно произнесла странно простые слова, больше похожие на детскую считалочку:
– День и ночь идем за Светом! – и суденышко, о котором никто бы никогда не догадался, что это – суденышко, вздрогнуло.
– Работает! – вышла из оцепенения Зюка, – Ну-ка, еще!
