В городе никого нет. Словно вымерли все. Ни людей, ни животных.
Куда подевались?
Только лишь неведомые тени блуждают в темноте.
В укрытых полночью тесных закоулках слышится какое-то шевеление. Ветер? Определенно сказать нельзя. Звук, похожий на скрип ржавых дверных петель повторяется. Ощущение чьего-то присутствия нарастает. Нет, это точно не ветер. Звук принадлежит живым существам.
Но это не люди. Это тени. Они выныривают из мрака, в блеклом свете звезд ползут по серой земле. Угловатые конечности тянуться вперед, рыская в поисках жертвы.
Небо заволакивает тучами, мертвый город съедает остатки света и погружается во тьму. Тени исчезают.
Но хозяева теней остаются. Они прячутся во тьме.
– О Господи! Нет! НЕТ!.. – истошный крик резко обрывается. Его тут же сменяет другой звук – хруст костей и довольное чавканье. Те, что прячутся в ночи, рвут свою жертву пополам, жадно впиваются в сочную теплую мякоть.
Холодный ветер доносит вонь мокрой псины. Высокие сутулые создания, хозяева ночи, чуют запах страха. Очередная жертва, парализованная ужасом, не в силах убежать, прячется где-то поблизости, забившись в угол. Они идут. Клацанье зубов сводит с ума. Не в силах совладать с собой, жертва начинает кричать, выдавая себя.
Хищники бросаются на крик, рыча и повизгивая от удовольствия, начинают трапезу…
Рывок.
Швакх-х!
Всплеск ужаса и… темная комната. Знакомый интерьер. Кровать, камин, кресло.
Что это было?
Слушая, как неистово заходится сердце, едва не выпрыгивая из груди, он пытается понять, что случилось. Сон? Кажется, сон. Да. Всего лишь сон. Дурной сон.
Он вытирает холодный пот со лба и облегченно вздыхает.
«Господи, ну и присниться же такая гадость! Не стоит так наедаться на ночь! Во всем нужна мера».
В коридоре слышны шорохи.
Он приподнимается с кровати, вслушиваясь в источник звука. Сквозняк?
Нет. Не похоже на сквозняк. Скорее…
Вновь шорохи.
Шаги.
– Эй, кто здесь?
Он спускает с кровати ноги, ищет в темноте на холодном полу тапки. Одновременно пытается зажечь лампу.
– Кто здесь? – повторят он, слыша, что звуки уже совсем близко. В голосе сквозит тревога. – Кто вам разрешил заходить в мой…
Слова застревают в горле. В дверном проеме стоит оно. Лицо хозяина дома застывает в гипсовой маске ужаса. Он пытается закричать, но не произносит ни звука. Из легких вырывается лишь сухой свист воздуха.
Тварь на короткое мгновение застывает, оценивая разделяющее их расстояние, потом резко приседает и стремительно прыгает вперед. Человек успевает лишь скорчить лицо в нелепой гримасе. Тварь вцепляется ему в горло. Кровь густыми ошметками падает на белоснежную простыню.
Так и не зажженная лампа падает на пол. Довольное чавканье постепенное сменяется тишиной. Мертвый город продолжает молчать.
– В него всадили шесть пуль. Расстреляли всю обойму. Трофейный ковер, что привез он из Пенджаба, был весь в крови, пришлось выкинуть. Мы пробовали отмыть, но всё в пустую. Кровь намертво въелась.
Дама промокнула уголки глаз белым платком, тяжело вздохнула.
– Мы все любили Фрэнка, уважали его, и соседи, и друзья. Поэтому я хотела, чтобы осталась какая-то память о нём. Понимаете?
Дитрих пригладил белую лопатой бороду, покачал головой. Нахмурил лоб. Морщить лоб у него получалось особенно хорошо, глубокие старческие морщины придавали сочувствующий, даже скорбный вид, полный переживания и горечи. Когда клиент чувствует, что ему сопереживают, разделяют его боль, он становится щедр, даёт больше чаевых. Таков закон рынка, усвоенный Дитрихом еще в раннем возрасте. Жаль, всплакнуть не получится. Нет такого таланта.
Про себя Дитрих помянул крепкими ругательствами и незнакомого ему Фрэнка, и эту сомнительную дамочку.
Утро вновь начиналось не так как хотелось. Гадкое, с позволения сказать, утро.
Дама обмахнула себя платком. Поняв, что с поставленной задачей платку не справиться, извлекла из миниатюрной сумочки тошнотворного светло-розового цвета веер. В лавке и в обыденные-то дни было душно, а, учитывая сегодняшнюю жару, воздух просто плавился. Жестяные крыши домов сухо шипели, калились докрасна, превращая жилища в топки печей.
– Мы хотели сделать чучело, но никто не захотел выполнить эту работу.
– Простите – чучело? – Дитрих не смог спрятать своего удивления за маской скорби.
– Да, чучело. Тогда бы Фрэнк был всё время с нами, – дама округлила свои кристально чистые небесного цвета глаза, посмотрела на Дитриха. – Это вас удивляет?
Лишь две мысли посетили сбитого с толку Дитриха. Одна: «она это на полном серьезе!». И вторая: «какие у неё красивые глаза, ещё не обезображенные искрами разума». От нахлынувшей дурноты в глазах потемнело.
Дитрих неуверенно кивнул головой.
– Не то, чтобы… я просто… впрочем, продолжайте…
– Чучела нынче весьма в моде. Все эти зверьки, убитые на охоте. Мужчины же любят хвастаться своими зверьками и своими достижениями. Фрэнк обожал охоту. В его коллекции трофеи убитых им косуль, оленей, птиц разных. Других зверей, я названия даже их не знаю. Фрэнк пару раз выезжал в Африку поохотиться. Еще где-то был, названий я таких не выговорю. Есть даже чучело тигра. Оно сейчас занимает комнату Фрэнка, очень правдоподобно сделано. Я пару раз даже пугалась от неожиданности, когда Фрэнк его только в дом приволок. Но в нём моль почему-то завелась.
– Во Фрэнке? – не стерпел Дитрих, прыснув от смеха. Но тут же взял себя в руки и с пущей серьезностью сказал:
– Извините, продолжайте.
Дама смерила его непонимающим холодным взглядом.
– Чучелодел постарался на славу. Тигр, кажется, вот-вот оживет! – дама озорно хихикнула. – Талант ведь иметь надо такой, чтобы сделать так!
– Таксидермист.
– Простите? – растеряно спросила дамочка.
– Людей, которые делают чучела, называю таксидермистами.
– Ксимерди… это не важно, по большому счету. Я подумала – почему бы после смерти Фрэнка и из него не сделать чучело? Усадить красиво, придать величественную позу, у камина, например, с книгой или фужером коньяка – он очень любил хороший выдержанный коньяк, – в его бархатном любимом халате бордового цвета. И Фрэнк будто бы и не умирал вовсе. Как вы считаете?
Дитрих едва не подавился. Горло сперло, лицо раскраснелось.
Он лишь неопределенно замахал головой.
– Но, к сожалению, таких услуг нынче никто не оказывает. Я вот думаю это от необразованности.
– Точно! – крякнул Дитрих. – От необразованности! Чёрте что творится!
Дама поддержала его размашистым кивком головы.
– Нет фантазии, чтобы денег заработать. А ведь за чучело своего любимого мужа я бы выложила кругленькую сумму, – дама ловким движением собрала веер в ладонь, вновь его расправила. – А так тело его будут грызть земляные червяки, – она промокнула уголки глаз. – Нету у нас в обществе умных людей! Ну нету!
