Пролог. Действительно живой
– И что дальше, Кайдаш? – прозвучал вопрос.
Голос сердитый, раздражённый, нетерпеливый. Ждал ответа, подробного и обязательно обнадёживающего, точного рецепта, позволяющего удачно разрешить проблему. Но Кайдаш пожал плечами и ответил не менее сердито и раздражённо:
– А я откуда знаю! Вам же понадобилось его возвращать. Не мне. Вот и думайте сами.
Произнёс, отвернулся и с силой стиснул зубы, потому как прекрасно знал, что они способны придумать, дозволь им решать самим.
Не заморачиваясь, самое простое – в расход. Но сначала прикинут, какую можно извлечь пользу напоследок, чтобы хоть как-то оправдать затраченные средства и усилия. А при том, что никаких действий однозначно не добиться…
Не хочется строить предположения дальше.
– Ты бы, конечно, его отпустил? – в голосе появились сарказм и, одновременно, угроза.
– Я и отпустил уже, – невозмутимо сообщил Кайдаш.
Нарочно. Со злорадством отметил, как вытянулось и исказилось лицо собеседника, но тут же осознал, что ведёт себя по-детски, что подобная мелкая месть слишком глупа и совершенно бессмысленна, поэтому добавил:
– В прошлый раз.
Собеседник громко выдохнул, спустил распиравший изнутри пар недовольства, возмущения и, возможно, даже ненависти, и попытался прожечь взглядом.
Они никогда не ладили, хотя занимали почти одинаковые должности – руководили проектом. Да, почти одинаковые. Полномочия-то имели разные.
Кайдаш – всего лишь учёный. Хотя и довольно необычный, соединяющий в себе и в своей работе, казалось бы, несоединимое: официальную науку и магию. Вот к нему и прислушивались только тогда, когда дело касалось исключительно науки и магии. Он и сам понимал, что в действительности являлся не столько руководителем, сколько старшим исполнителем, что от него тоже многое скрывали. Настоящей полнотой и власти, и информации обладал только Полковник.
У того, конечно, помимо звания были фамилия, имя и отчество, но Кайдаш не любил их произносить.
Тоже, наверное, ребячество. Глупость. Ещё одна мелкая, недостойная месть. И что?
В разговорах он старательно обходился без обращений, а во всех прочих случаях произносил с возникающим самим по себе лёгким пренебрежением: «Полковник».
Полковник перестал буравить Кайдаша взглядом, как-то вдруг расслабился, хмыкнул, проговорил весьма миролюбиво:
– Знаешь, а может это и к лучшему, – даже улыбнулся уголками губ, заметив удивление в глазах Кайдаша. – Ну… – он выдержал намеренную паузу, – что ты его отпустил… в прошлый раз. Теперь у парня большой опыт работы, – ещё раз хмыкнул, насмешливо, – «в полевых условиях». Цены ему нет. Только бы расшевелить его теперь.
Его поддельное добродушие и весёлость разозлили Кайдаша, хотя он и старался держать эмоции при себе, не реагировать слишком бурно. Но тут зацепила фраза, про «цены нет», и получилось слишком жёстко и колюче, словно не говорил, а выцарапывал гвоздём по металлу.
– Его планируют продать?
Полковник поджал губы, приподнял брови и развёл руками.
– Пока точно «нет». Можно сказать, на данный момент он у нас единственный завершённый образец. Не идеальный, конечно. Идеального-то мы по его вине лишились.
– По его вине? – повторил Кайдаш, теперь уже не сумев скрыть негодования.
– Ну ты не цепляйся к словам-то. – Прямо сейчас Полковник не улыбался, но по обычно несвойственному ему благодушному выражению лица становилось понятно, он упивался этими дурацкими подколками и шуточками, задевающими Кайдаша. – Лучше приведи его в рабочее состояние. Где там у него кнопочка «включение»? Куда ты приделал?
И, показалось, сейчас даже снисходительно похлопает по плечу. Но каждый новый хлопок будет всё сильнее. Так постепенно и вколотит Кайдаша в пол, чтобы не высовывался, чтобы знал своё место.
Кайдаш знал и без подсказок, поэтому не предупреждая, не прощаясь, взял и развернулся, зашагал по коридору. Хотя и получилось, будто стремглав побежал выполнять распоряжение Полковника. Да и ладно!
Сканер считал отпечатки пальцев, система проверила допуск, в стене что-то тихо щёлкнуло, и дверь приоткрылась. Кайдаш толкнул её, вошёл внутрь сектора. Прежде чем попасть в нужное помещение, придётся засвидетельствовать свою личность ещё пару раз.
Это прикладывание ладони к стеклу сканера почему-то ассоциировалось не со строгостью пропускной системы, а с мелодраматическими моментами в фильмах. И Кайдаш опять почувствовал раздражение, а ещё неожиданно защемило в груди.
Он вошёл в кабинет со стеклянными стенами, включил монитор, вывел на экран изображение с нужной камеры наблюдения. Зачем только? Прекрасно знал, что увидит. Всё по-прежнему. Словно стоп-кадр, фото-заставка на экран.
Ши сидел на полу, привалившись спиной к стене, одна нога вытянута, другая согнута в колене, голова чуть наклонена набок, глаз не видно под длинной белой чёлкой. Неподвижен. До такой степени, что кажется неживым. Рисунком на этой светлой стене, который выполнен умелым художником, способным создавать 3D-картинки. И нестерпимо хочется протянуть руку, тряхнуть за плечо, чтобы убедиться: он действительно настоящий. Действительно живой.
Протянуть руку… Нет. Даже находясь рядом, Кайдаш не решался прикасаться к Ши, и тем более не решался задействовать свои способности. Боялся почувствовать что-то, с чем не сумеет справиться.
Что за блажь глупейшая в голову пришла – дать парню такое имя? Клеймо, сделавшее его неприкасаемым в обоих пределах. И смерть не трогает, но и жизнь сторонится.
Вот и сейчас он непонятно где. Между реальностью и небытием. Он так умеет, отключиться от всего внешнего, да и внутреннего тоже, будто впасть в анабиоз. Или в кому. Не думать, не чувствовать, просто существовать на грани. Тогда и регенерация ускоряется, и боль притупляется. Видимо, любая.
Здесь, в своей комнате, если его не беспокоят, он всегда в подобном состоянии. Послушно оживает, когда к нему приходят, когда велят: «Вставай! Идём!» Но действия выполняет исключительно те, которые от него требуют. Более ничего, ни единого лишнего движения. Встаёт, идёт, но, кажется, так и остаётся в прежнем режиме – «не думать, не чувствовать».
Конечно, больше всего интересовались, сильно ли он изменился за прошедшие пять лет, не утратил ли прежние способности, приобрёл ли новые. Каковы теперь его физиологические показатели и пределы? Подробно исследовали. Но что бы с ним ни делали, Ши оставался абсолютно безучастным.
Именно, безучастным. Лучшего слова не подберёшь. Словно всё происходило не с ним. Наверное, если бы его вздумали вскрывать, по живому, без анестезии, Ши бы даже не поморщился. И от этого неестественного, какого-то мёртвого равнодушия Кайдаша болезненно коробило и выкручивало. Будто вскрывали его самого. Без анестезии. Изнутри.
