– Спасибо! – Юлия из последних сил улыбнулась таксисту и достала кошелек. – Вы меня очень выручили…
– Да что там, – таксист поставил чемодан перед дверью, прислонил к нему сложенную коляску, шлепнул рядом сумку. – Ну вот, вроде все…
Ежик сонно засопел у Юли на плече, она поудобнее перехватила его, неловко, одной рукой вытащила из кошелька деньги, пересчитала и растерянно проговорила:
– Ой, у меня только восемьсот…
– Да ладно, все нормально. – Таксист понизил голос, чтобы не разбудить ребенка.
– Как же, там по счетчику и то восемьсот двадцать, а надо же еще сверху что-то добавить, вы же мне так помогли…
– Да ладно, пусть будет восемьсот. Двадцатка – это не деньги, а помог я тебе чисто по-человечески. У самого двое оглоедов. Ладно, я пошел, у меня следующий вызов! – И он затопал ботинками вниз по лестнице, разбудив гулкое ночное эхо.
– Спасибо! – крикнула вслед Юля – негромко, чтобы не побеспокоить Ежика.
Она прислонилась к притолоке, достала ключи, вставила один в скважину. Ключ провернулся как-то неловко, с сопротивлением – должно быть, потому что она действовала левой рукой. Открыла все же дверь, включила свет в прихожей, огляделась в поисках скамеечки. Скамеечка всегда стояла возле самой двери, чтобы можно было усадить Ежика, но сейчас ее не было на привычном месте. Юля нахмурилась, пытаясь вспомнить, не переставила ли она скамейку перед отъездом.
И тут у нее появилось странное, непривычное и пугающее чувство: ей показалось, что в квартире что-то не так, что в квартире кто-то есть, кто-то, кроме них с Ежиком.
Юля попыталась подавить нарастающий страх, избавиться от него.
Чушь какая, никого здесь нет! Просто устала с дороги, да еще самое тяжелое, самое мрачное время суток – три часа ночи, не поймешь, то ли очень поздно, то ли уже рано.
И тут она увидела возле двери огромные, наверное сорок пятого размера, мужские ботинки.
Юля охнула, прижалась спиной к двери… но тут же взяла себя в руки, закусила губу. Она не может позволить себе паниковать, у нее на руках Ежик – в самом что ни на есть буквальном смысле слова.
Она зажмурилась, попыталась убедить себя, что эти ботинки ей привиделись, померещились – чего не увидишь в три часа, да еще после такого трудного перелета! В самолете было полно маленьких детей, которые плакали, кричали, бегали по проходу. Их родители к концу полета буквально озверели, экипаж тоже. Немудрено, что ей мерещится всякое.
Она снова открыла глаза и робко, испуганно взглянула на пол.
Ботинки никуда не делись, они стояли на прежнем месте. Здоровенные ботинки на толстой рубчатой подошве.
Ежик у нее на руках зашевелился, сонно забормотал.
– Спи, маленький! – заворковала Юля и двинулась к двери своей комнаты… но тут вторая дверь, которую она никогда не открывала, со скрипом открылась.
Юля застыла посреди коридора, в ужасе глядя на эту дверь.
Дверь полностью распахнулась, и на пороге появилось страшное существо, какое могло привидеться только в ночном кошмаре.
Это был огромный мужик в сползающих трусах и замызганной рубашке, с красным опухшим лицом, маленькими и тоже красными глазами, с трехдневной щетиной на подбородке и всклокоченными сальными волосами. На лбу у него блестели мелкие капли пота, мужик тяжело дышал, как будто только что пробежал несколько километров, – видно, был здорово пьян. Это существо смотрело на Юлю таким страшным взглядом, как будто решало насущный вопрос: съесть ее живьем или сначала убить.
В первое мгновение Юлия окаменела от ужаса, но потом осознала, что она не одна, что у нее на руках спящий ребенок – а значит, она не может позволить себе трусость и слабость, она должна действовать, должна бороться.
Чудовище пока не нападало на нее, видимо, обдумывало план действий. Значит, у нее есть немножко времени, и этим временем нужно воспользоваться.
Трясущейся рукой Юля вытащила из кармана мобильник. Она помнила, что на какой-то лекции по безопасности говорили: в самом крайнем, безвыходном случае нужно вызывать не полицию, а пожарных – они приедут быстрее. Нажала кнопку… и с ужасом увидела черный дисплей. Чертов мобильник разрядился! Батарейка давно уже плохо держала заряд, нужно было поменять – но, как всегда, у нее не было денег.
И вот теперь она осталась один на один с каким-то пьяным бандитом…
Правда, бандит почему-то все не нападал. Вместо этого он прохрипел жутким голосом:
– Ты кто?
– Вот интересно, – отозвалась Юля, стараясь не показать своего ужаса, – он еще спрашивает! Это ты кто? Откуда ты взялся? Как попал в квартиру?
– Я-то? – громила заморгал. – Я-то здесь живу. А вот ты кто такая?
– Живешь? – переспросила Юля. – Как это – живешь?
– Очень просто! Снял комнату у хозяйки и живу…
– Ах, у хозяйки?! – до Юли наконец стала доходить правда. Может быть, не такая ужасная, как она вообразила в первый момент, по крайней мере, их с Ежиком не убьют. По крайней мере, прямо сейчас.
Это свекровь, старая зараза, решила окончательно испортить ее и без того нелегкую жизнь и сдала комнату какому-то алкашу. Судя по виду, алкашу и уголовнику.
Так что Юлю ожидает светлое и радостное будущее в одной квартире с этим венцом творения.
Венец творения между тем покачнулся и ухватился за притолоку, чтобы сохранить равновесие.
Ну да, пьян как сапожник. Сволочь свекровь!
Ежик снова пошевелился, забормотал во сне что-то невнятное.
Ладно, сейчас не время предаваться трагическим мыслям. Нужно уложить ребенка, а там уже будет видно…
Она поудобнее перехватила Ежика, свободной рукой вцепилась в чемодан – теперь нельзя ни на минуту оставлять вещи без присмотра! – и двинулась к своей двери, спиной чувствуя взгляд своего нового и незваного соседа.
В ее комнате был относительный порядок – как оставила, уезжая, только пыль появилась за две недели, да еще душновато.
Юлия плюхнула Ежика в его кроватку, прямо в одежде, только ботиночки сняла. Он потянулся и вздохнул с облегчением: намучился в самолете, при посадке уши заложило, он плакал, а в такси заснул. Так что теперь сладко причмокнул, оказавшись в знакомой кроватке, повернулся на бок и положил руку под щечку. А второй пошарил, ища медведя.
Спального медведя они брали с собой, Ежик сказал, что мишке хочется посмотреть на море. А на самом деле ему самому не хотелось расставаться с любимой игрушкой. Да что там игрушка, Ежик говорил, что медведь – самый его близкий друг. «А я?» – спросила тогда Юля. «Ты тоже», – ответил Ежик, и у нее привычно защемило сердце: нет у сына друзей, ему недоступны шумные игры, бег, прыжки, велосипед. И еще много всего.
Юлия тотчас велела себе не расслабляться – она давно уже решила, что не может этого себе позволить. Не в ее положении лить слезы и жаловаться на судьбу, тем более что жаловаться некому. Вот именно, у нее нет никого, кроме Ежика, и, что еще хуже, у него нет никого, кроме мамы. Отец? Юлия горько поморщилась. Бабушки-дедушки? Ее мать умерла, когда Юле было пятнадцать лет, отец женился снова. Юля его не осуждала, тем более что жена ему попалась неплохая. И к Юле вроде бы относилась хорошо, ровно, но никогда не забыть ей радость на лице мачехи, когда она узнала, что Юля собирается ехать учиться в Петербург.
