Что чувствует человек, с корнем выдранный из родной среды обитания?
Сколько требуется времени, чтобы в новых условиях снова начать ходить, чувствовать, верить? Сколько сил у него уйдёт, чтобы регенерировать выжженные клетки и залатать раны? Сколько стылых дней потребуется, чтобы прижиться, привыкнуть, смириться?
Сколько можно дышать выгрызенными лёгкими, идти на стёртых до колен ногах, любить сердцем, давно скорчившимся от непереносимых предательств и мук?
Сколько можно жить, зная, что так, как раньше, не будет уже никогда?..
Когда на Земле я, ведомая наукой и вдохновением, бьюсь над созданием нового модуля для внеземных оранжерей, все мои мечты устремляются в космос – к его величию и холодности, к его невероятной красоте и таинственности, над самодостаточностью которых мы будем биться ещё не одну сотню лет.
Когда на космическом корабле я встречаю у иллюминатора новый рассвет, душа моя болит о Земле. Раздираемой войнами и нашей глупостью, родной и тёплой, живой и терпеливой, одним существованием которой мы обязаны всем и которую с таким трудом учимся уважать.
Одиночество, охватывающее меня на борту станции, едва переносимо. К счастью, там у меня есть конвейерные модули с овощами и зеленью – маленькие частички дома в этом стерильном на эмоции пространстве. И чем больше щемит моё сердце, тем больше занятий я себе нахожу.
Когда-то я пообещала отцу, что у космического экипажа будет полный запас свежих витаминов, культивированных мною. Будут все овощи и фрукты, о которых только может помечтать душа вдали от родного дома. С тех пор я верна своему слову.
Мой цветущий сад, мой бункер, моё детище, моя сбывающаяся мечта, в которой я днюю и ночую – репетиция масштабной космической оранжереи, которая раскинется за сотни километров над землёй.
В контейнерах кудрявится салатная зелень, помидоры, огурцы, пышным цветом буйствуют цветы. Мне просто жизненно необходимо, чтобы по своим вкусовым качествам они не уступали своим наземным собратьям.
Во встроенных в стены аквариумах двигают плавниками разноцветные рыбы. Это факультативная часть, мой голый интерес. Когда-нибудь и другие планеты будут заселены живыми организмами.
Я замираю у отсека с медузами – их танец завораживает. Полупрозрачные и переливающиеся разными цветами, они кружатся, пульсируют, будто слышат ритм самой Вселенной. Нежно-кружевные, с виду абсолютно эфемерные создания, они дышат всем своим телом, отдаются жизни всем своим существом.
Разве способны мы равняться с инженерной мыслью и изяществом решений нашей планеты, создавшей такую совершенную форму?
Мой отец любил медуз всецело и беззаветно. Вспоминаю, как мы сидели с ним рядом –
я будто бы до сих пор чувствую тепло его плеча – склонённые над детской энциклопедией, и он восклицает голосом, полным благоговейного огня:
– Вот они, Софьюшка! Медузы. Они точно всё знают. Именно с них началась наша жизнь, настоящая! Именно им мы всем обязаны!
Потом он начинает объяснять про то, как после смерти медузы, медленно кружась, падают на дно океана и насыщают атмосферу кислородом, так необходимым для развития жизни.
Я стараюсь запомнить каждое его словечко, задерживаю дыхание, прижимаюсь к нему, и мне передаётся вся его любовь и взрывной энтузиазм.
–Я люблю медуз! – кричу я, прыгая по дивану. – А мы полетим с тобой в космос вместе, папа? А ты покажешь мне свой Энцелад?
– Конечно, – отзывается он, хохочет, подбрасывая меня к потолку. – Ты только дорасти, Соня! У нас впереди столько всего интересного.
Ты только дождись, папа… Ты ведь ещё ждёшь?
Проверив точность автоматического полива, я закрываю отсек и возвращаюсь к рабочему месту. На столе стоит контейнер с медузами – они другие, это видно невооружённым глазом. На самом деле космические. Несколько дней назад они вернулись из космической экспедиции, родившиеся у обычных земных медуз прямо на корабле. Они другие, это видно сразу, и сердце моё сжимается от тоски и тревоги.
