На сцене горит только одна звезда, и этого не изменить. Даже если на сцене вместе с этой звездой находится ещё четыре подделки.
Подделки поддерживают имидж, распределяют нагрузку, разыгрывают тот характер, который звезда никогда не покажет. Нужно добавить перчинки. Нужно нарушить баланс, чтобы этот самый баланс поддержать.
Каждый это знал, когда Дайя выходил на сцену и открывал рот. Его собственный голос никогда не мерк на фоне музыки и записанных в студии, в комфортных условиях слов. Его движения всегда были выверены, чётки. Он проводил в зале больше времени, чем было необходимо, а ведь зал был тем местом, где мы чуть ли не спали.
И всё равно звезда померкла первой.
Это наше выступление. Девушки – в большинстве – размахивали лайт-стиками с печатью «Houseki», названием нашей группы, кричали наши клички, перечисляли драгоценные камни, будто те были в их руках, принадлежали им – и, чего говорить, мы на самом деле принадлежали им. Их голосам, их поддержке, их любви к нам.
Не успело даже закончится открытие, не успел Дайя поднять руку и всех поприветствовать, как микрофон вывалился из сжатых пальцев, а звезда разбилась о сцену, на которого сияла ярче всех.
Все замерли, ошалели. Я смотрел не верящими глазами по подогнутую руку, раскрытые глаза, на жёлтую звезду с правой стороны и понимал – раньше всех понимал, что за Дайей пришли шинигами. Они уже забрали его душу, а все наши оставили меркнуть на сцене.
Первый крик, второй. Команда сработала слажено, только не было никакого толка.
Мёртв. Уже мёртв.
Накамура Койоу – лидер «Хоусэки», фронтмен, будущий актёр, один из популярнейших айдолов, скончался прямо на сцене.
В интернете писали, что несколько поклонниц решило пойти за ним. В тот мир, где, возможно, они смогут встретиться со звездой. Для нас – членов его группы – всё должно было пройти быстро: похороны, поминки, продолжение рабочего графика. Но был один вопрос, нужен ли кому-то набор драгоценных камней, если в нём нет основы? Если самый прекрасный бриллиант покинул коллекцию?
Наш менеджер, Исида-сан, пытался по возможности всех разгрузить, дать перевести дух. Дать остановиться и выдохнуть. Только воздух в горле замер и никуда не шёл. Не собирался идти.
Мы ничего не значим без Дайи. Без него мы лишь одна из миллиона айдол-групп, которая рассчитывает добиться успеха упорством. Но всё не так просто, не одно упорство тут нужно.
К сожалению, ни один из оставшихся четырёх не обладал харизмой Дайи, его внимательным взглядом, который мог подглядеть самую суть вещей издалека. Никто не мог с ним сравниться ни в терпении, ни в упорстве.
Сколько бы ни старались, сколько бы ни прыгали, сколько бы ни пели – мы все смотрели в потолок, о который разбивались наши мечты.
***
Рейтинг закономерно стал падать. Никому не была нужна группа, в которой никто не мог стать фронтменом, где никто не мог восполнить утраченную часть.
Горе горем, преданные фанаты остались, но яркости в них больше не было. Не от кого её брать. Ни я, ни Эме, ни Сафа, ни Аме. Мы слишком блеклые, несмотря на то что полировкой своих граней занимались постоянно и даже больше, чем до смерти Дайи.
Футболка почти не просыхала, на каплях пота я не раз поскальзывался. Голос норовил сорваться, если я не буду контролировать дыхание. А я не контролировал. Я терял. Терял себя, «Хоусэки», терял тех, с кем начал тяжёлый путь.
Всё это казалось бессмысленным и беспощадным.
Таковой была судьба тех, кто положился на одного.
Я перебинтовал колено и прижался к стене, добивая последнюю бутылку. Вставать никуда не хотелось, наша музыка, музыка этих ломанных драгоценных камней била басом по ушам. Пот затекал в глаза и остро резал, когда я размазывал его по коже.
Ничего не осталось, кроме соли. Кроме слов Исиды-сана о том, что Дайю убили. Они были в этом уверены. Потому что в организме были найдены следы отравления при вскрытии.
От одной мысли тошно, что алмаз смог вскрыть обычный человек. И чем? Скальпелем. Разрезая на лоскуты.
– Не сомневался, что искать тебя нужно именно здесь, Руби.
Я открыл глаза и увидел в дверях Аме. Он подошёл ко мне, отдал бутылку и выключил музыку.
– Больше быть негде, – глотнул я и поперхнулся. – Как думаешь, – я осмотрел чистые полы зала, огромную зеркальную стену напротив, в которой свернулась моя фигура, – сколько нам осталось?
– До чего?
– До хоть чего-нибудь.
– Шанс, что мы умрём, куда ближе, чем восстанем из пепла.
– Пессимистично однако.
– Я про группу.
– И я об этом. Значит, не восстанем.
– Если бы был тот, кто заменил бы Дайю, то восстали, а так кто? Ты знаешь? – с подавленным отчаянием спросил Аме.
Не у меня. В пустоту.
– Был бы человек, уже бы всё было. – Я снова сделал глоток и поправил бинты.
– Ты себя не загоняй. Сохрани лучшее, что осталось. И продай тому, кто купит подороже.
– А я не хочу себя продавать другой компании.
– Может быть, нашей себя продашь?
– И стать массовкой? – усмехнулся я от боли. – Я не ради этого столько пахал, чтобы потом вернуться туда…
– Каждый ведь своё выбирает… если хочешь остаться в индустрии… Ты понимаешь, что нужно делать. Иногда приходится начинать сначала.
Я не считал, что у меня есть время, чтобы начинать сначала. Сколько мне будет? Сколько времени я потеряю? Что обо будут думать СМИ? Ничего хорошего.
Дохлый номер. Дохлый рубин.
Нет, этого нельзя допустить. Нужно тренироваться, нужно развиваться. Может быть, получится достигнуть хотя бы той капли природного мастерства, которым владел Дайя.
Если Дайя, правда, желал нам лучшего, пусть пришлёт весточку с того света. Пусть отдаст нам что-то от себя. Пусть…
– У тебя слишком много мыслей в голове, – сказал Аме.
– У тебя больше.
– Больше, но видно их меньше.
Спорить тут было не с чем.
Я пошёл в душ, забыв поблагодарить за воду и разговор. В последнее время было не до благодарностей, не до вежливости, не до мыслей, которые должны были показать меня хорошим человеком. Я должен был быть лучшим человеком.
Заперевшись в кабинке, я подставил лицо под воду и слизнул с губы солёный пот.
Даже когда Дайя тренировался дольше нас, он не выглядел и вполовину уставшим, как мы. Взмокшим, сломленным. Нет, он был где-то в другом месте. Или так часто пил воду и вытирался полотенцем. Не знаю, не помню.
Он всегда был лучше. И как это можно было затмить? Как это можно было победить? Как я должен был стать им? Занять его место? Как? Дело в высоком голосе? Чувствительности? Осторожности? Внимательности? Дело в том, что он всегда относился ко всем с пониманием, даже к сальным мужикам, которые долго держали его за руку? Не знаю. Не знаю…
Хочу знать, но откуда?.. Если того, кто хранит секрет, больше нет. Он в горшочке на кладбище среди своих предков.
