В здании «Каперони Инкорпорейтед» в самом разгаре был трудовой день.
Огромный сорокаэтажный цилиндр из стекла, бетона и металла располагался в элитном деловом районе Либервиль, в нескольких кварталах от небоскреба «Колхейн Индастриз», после недавнего враждебного корпоративного поглощения отошедшего «Саггети Корпорейшн» вместе с прочими активами разорившейся компании. Работа кипела вовсю: менеджеры висели на линиях связи, активно общаясь с клиентами, секретарши непрерывно распечатывали отчеты и презентации, с вертолетных площадок и из внутреннего двора здания то и дело стартовали курьерские глидеры одинаковой корпоративной расцветки – желтые с красным. Кофеварки и портативные бойлеры на этажах трудились не переставая, оперативно снабжая сотрудников горячими бодрящими напитками. Руководство даже закрывало глаза на умеренное употребление сотрудниками запрещенных химических стимуляторов; впрочем, хронических наркоманов выставляли за ворота безжалостно и без долгих разговоров. Если сотрудник не способен контролировать собственную пагубную страсть, компании он не нужен.
Служба безопасности исправно контролировала территорию здания через множество миниатюрных камер наблюдения и замаскированных микрофонов. От крыши до подвала в модерновом цилиндре «Каперони Инкорпорейтед» не было такого помещения, где с раннего утра до глубокой ночи не бурлила бы энергичная производственная деятельность. Корпорация считалась одной из самых успешных, эффективных и богатых коммерческих организаций на Талголе, поэтому работать здесь для представителя среднего класса считалось честью и невероятным везением. А поскольку вылететь отсюда тоже можно было в два счета, каждый ее сотрудник старался выкладываться по полной программе, и сам босс, мистер Гвидо Каперони, регулярно подавал сотрудникам личный пример трудовой дисциплины, появляясь в здании ни свет ни заря и задерживаясь в своем огромном кабинете под крышей здания допоздна.
В данный момент, впрочем, главы корпорации в кабинете не было. Но вовсе не потому, что он пренебрегал своими священными служебными обязанностями, которые сам же для себя и определил. Наоборот, непосредственно ими он сейчас и занимался. Только в подвале здания.
В расположенном здесь огромном резервуаре мусоросжигателя постоянно поддерживалась температура воспламенения бумаги – 451 градус по Фаренгейту. Сюда по специальным трубам поступал бумажный и полимерный мусор из корзинок служащих. Каперони еще на стадии проектирования здания настоял на том, чтобы в него была вписана внушительная печь мусоросжигателя, поскольку многие из документов, черновиков и компьютерных распечаток организации не предназначались для чужих глаз: конкуренты и полиция дорого дали бы, чтобы покопаться на городской свалке в том углу, куда «Каперони Инкорпорейтед» стала бы вывозить свой мусор. Поэтому все бумажные отходы подлежали немедленному уничтожению в гигантской огненной печи «Молох-2М» – сюда запрещалось кидать только стеклянные бутылки и металлические предметы. Здесь же было очень удобно уничтожать прочие побочные отходы производства – скажем, трупы…
Молодой человек в деловом костюме, привязанный к стоявшим у разверстой огненной пасти пластиковым медицинским носилкам, был взъерошен и бледен. На лице у него застыл неописуемый ужас, взгляд блуждал, по вискам стекал холодный пот. Отсвет багряного пламени из настежь распахнутой печи плясал на лице пленника, превращая его в шаманскую маску дикого народа.
– Итак, Родриго, – ровным голосом проговорил глава корпорации, тщательно полируя пилочкой ногти, и без того идеальные. – Ты по-прежнему ничего не хочешь мне сказать?
Привязанный мучительно замычал, задергался в своих путах.
– До чего же ты упрямый, – сокрушенно вздохнул мистер Каперони. – Похвально, конечно, что ради коллеги и друга ты готов сгореть заживо, это очень ценное корпоративное качество. Подобные отношения внутри коллектива следует безусловно поощрять и развивать путем специальных тренингов. Можешь считать, что ты заслужил лишнюю неделю оплачиваемого отпуска. Однако, честное слово, лучше бы ты выказывал подобную лояльность в отношении меня, своего босса. Поверь, в конце концов это окупилось бы сторицей, и та сумма, которую вы растратили, показалась бы тебе мелочью… Но что сделано, то сделано. – Он участливо наклонился над привязанным, заглянул ему в глаза. – Значит, так и не хочешь сказать мне, кто провел несанкционированный трансферт? Напрасно; по собственному опыту знаю, что правду говорить легко и приятно. Но только, ради всего святого, не заводи опять эту надоевшую песню, что ты все сделал один, иначе я дам тебе пощечину. Это не очень больно по сравнению с тем, что тебе предстоит в дальнейшем, однако страшно обидно. Ну?
Привязанный угрюмо молчал, вращая выпученными глазами.
– Жаль, – искренне огорчился Каперони, и печальная улыбка тронула его узкие губы. – Почему-то мне казалось, что ты более благоразумен… Вот в такие критические моменты и становятся видны вопиющие пробелы в работе с персоналом. Берите его, ребята.
Двое охранников в форме корпорации ухватили носилки с судорожно бьющимся и изгибающимся телом за рукояти, поставили на наклонный металлический помост перед распахнутой печью мусоросжигателя. Теперь адское пламя отражалось также в расширенных от непередаваемого ужаса зрачках привязанного. Достаточно было одного несильного толчка, чтобы носилки отправились прямо в пылающую бездну.
– Босс, – деликатно проговорил один из охранников. – Это не мое дело, конечно, но, если позволите, без пластыря на губах он смог бы говорить более внятно.
– Ах, да! – Каперони картинно ударил себя ладонью по лбу. – Действительно. Мой мальчик, что же ты сразу не сказал, что тебе не очень удобно разговаривать? – Он рывком сдернул пластырь со рта пленника, и тот зашипел от боли. – Ну, так лучше? Надеюсь, теперь тебе ничего не мешает?
– Босс! – тут же захрипел привязанный. – Клянусь, босс! Умоляю, босс, поверьте…
– Я верил тебе достаточно долго, – мягко, но непреклонно заметил Каперони. – И видишь, как поплатился за свое доверие? Я стою возле раскрытого мусоросжигателя, и моя душа безутешно рыдает, потому что мне приходится запихивать туда живьем одного из своих помощников. Это очень некрасиво с твоей стороны, сынок, – так со мной поступать. В общем, мое предложение остается в силе. Либо ты называешь того, кто тебе помогал, – и мы оставляем тебя в живых, хотя и делаем определенные оргвыводы. Либо ты продолжаешь геройствовать – и тогда добро пожаловать в печь. Ты знаешь основное правило корпорации: нельзя, чтобы мусор покидал наши стены иначе, нежели через дымовую трубу.
