Чем мне запомнилось лето 2014 года?
Жарой. Войной на Украине, граница с которой проходит в нескольких километрах от моего дома. Боевые действия шли в Червонопартизанске, или в Красном Партизане, так называли этот населенный пункт в народе. Когда на Украине стреляли из крупнокалиберных орудий, то у нас в Жуково под ногами местных жителей дрожала земля. Часто по ночам мы просыпались от взрывов, которые в ночной тишине казались особенно громкими. Мы выходили на улицу и видели на горизонте красное зарево пожаров.
Этим летом мы поняли, что война – это действительно страшно.
Наш городок стал на некоторое время своего рода знаменитостью. Почти каждый день его упоминали в телевизионных новостях на всех центральных каналах.
В городской больнице проходили лечение воины национальной гвардии Украины. Получив по шее от ополченцев, они, израненные перешли российскую границу и попросили убежища и защиты у наших пограничников.
Снаряды с той стороны часто залетали на российскую территорию. Случались трагические случаи. Погиб человек, от обстрела пострадала таможня, были разрушены дома в хуторах, расположенных на самой границе.
По городу поползли слухи, что Жуково будет отдан на растерзание украинским националистам, чтобы появился повод для ввода российских войск на Украину.
Называли день, который должен стать последним в истории нашего города – 22 июня 2014 года.
22 июня – дата, которая сама по себе вызывает неприятные ассоциации, а если поменять местами четверку с единицей, то вместо 14 получается 41. Действительно становилось страшно.
Так же болтали о всеобщей эвакуации жителей города, которая якобы назначена на 20 июня. О том, кем она была назначена, умалчивали.
Безусловно, это была ложь и дело рук провокаторов, но многие поверили.
Надо сказать, что провокаторам удалось посеять панику среди некоторой части населения. Одни бросились скупать продукты первой необходимости. Так с прилавков почти всех магазинов исчезли крупы, сахар, соль, макароны и спички.
Другие, более зажиточные, продавали свои квартиры, садились в огромные джипы и спешно покидали город. Но большинство, трезво оценило ситуацию. Мы верили, что нас не бросят. Через центр проехала колонна военной техники, давая понять, что город под их защитой.
Город Жуково зажил обычной жизнью.
А потом хлынул поток беженцев. Был образован специальный лагерь, где люди, сорванные с родных мест ветром войны, могли на некоторое время найти приют и пищу. Беженцы стояли перед непростым выбором двинуться дальше в поисках лучшей доли, или остаться здесь, недалеко от дома. Многие все-таки надеялись вернуться домой.
Слава богу, злые пророчества не сбылись.
Ополченцы, сначала безжалостно битые, оправились от шока первых поражений, набрались боевого опыта, накопили злости и смогли переломить ход событий.
Линия фронта отодвинулась далеко от российской границы.
Жизнь вошла в привычное русло. Многие беженцы вернулись домой, в новообразованные республики «ЛНР» и «ДНР».
Вернулись домой и жуковчане.
Все стало как раньше разве, что на улицах города прибавилось машин с украинскими номерами, да белые джипы с надписями «ОБСЕ» в сопровождении машин «ДПС» сновали по направлению к границе и обратно.
Вот такое было лето две тысячи четырнадцатого года.
Но лето 2014 запомнилось мне не только этим. Однако все по-порядку.
Здравствуйте, меня зовут Иван Андреев, мне 42 года и я – лошара.
Так мне неделю назад сказала моя супруга Аглая. Сначала она сказала, что встретила мужчину своей мечты и хочет выйти за него замуж: поэтому нам необходимо развестись. А потом заявила, что я – лошара.
Я собрал свои вещи, которые уместились в один потертый чемодан, на котором было написано «Ялта-79» и нарисована пальма, вызвал такси и уехал на дачу.
Дачей мы называли небольшой домик, расположенный в частном секторе, который достался мне в наследство от деда.
В те времена, когда Аглая еще не считала меня лошарой, мы заселялись здесь на все лето. Я устанавливал большой каркасный бассейн, возле него ставил два шезлонга и зонтик. Жена могла целыми днями купаться в этом бассейне, а в перерывах валяться в шезлонге и потягивать через трубочку сок.
Я же совмещал приятное с полезным: чередовал купание с возней на небольшом огородике, где выращивал помидоры, огурцы и петрушку.
Домик состоял всего из двух комнат и кухни, но нам этого хватало.
Ведь мы проводили здесь только летние месяцы, все остальное время проживая в четырехкомнатной квартире моей любезной тещи Агафьи Васильевны.
Десять лет назад, после свадьбы, Аглая заявила, что глупо покупать квартиру, когда ее мама одна проживает в таких хоромах, которые все равно когда-нибудь достанутся ей, как единственной наследнице. Я легкомысленно согласился, о чем жалел все последующие годы.
Агафья Васильевна оказалась женщиной нервной, самолюбивой и властной. Неудивительно, что муж её, отец Аглаи, сбежал. По семейному преданию, он через два дня после свадьбы уехал в Якутию на заработки и исчез. Наверно понял, что с такой женой жизни не будет, и дал деру, так и не узнав, что у него родилась дочь.
То время, когда мы перебирались на дачу, было самым счастливым. Хотя иногда Агафья Васильевна по приглашению дочери поселялась на недельку-другую здесь, чтобы подышать свежим воздухом, покупаться в бассейне, и покушать клубнички.
К счастью это случалось не часто.
Зато, стоило нам вернуться в квартиру, у тещи находились для меня тысячи дел и поручений. Я оплачивал коммунальные счета, ремонтировал стиральную машинку ее приятельнице, ходил по магазином с длинным списком нужных продуктов.
Мне запрещалось включать музыкальный центр, потому что у тещи болела голова от моей дурацкой музыки. Запрещалось приводить в квартиру друзей, потому что они матерщинники и алкоголики.
Мне много чего запрещалось, и я не хочу даже вспоминать об этом.
Агафья Васильевна могла разбудить меня среди ночи и отправить в круглосуточную аптеку за снотворным.
Стоило мне принять душ и облачившись в уютный халат, устроиться перед большой плазменной панелью, чтобы посмотреть перед сном какой-нибудь новый фильмец, тут же передо мной, словно привидение, возникала моя драгоценная теща.
– Иван Николаевич, – говорила она, поджав губы, – Вы забыли вынести мусор.
– Господи, Агафья Васильевна, – отвечал я, стараясь сохранить спокойствие, – пустяки-то какие. Завтра утром вынесу.
– До утра он всю квартиру провоняет, – сухо говорила она и уходила в свою комнату с гордо поднятой головой.
