I
Большая площадь Брюгге, обыкновенно безлюдная – на ней только изредка появлялись прохожие: дети бедняков, бездельно бродившие по городу, священники и бегинки, – внезапно переполнилась волнующимися группами, черными островками, разбросанными на сером фоне. Толпа все прибывала.
Конкурс звонарей должен был состояться в первый октябрьский понедельник, в четыре часа дня. Должность городского звонаря была вакантной после кончины старого Бавона де Воса, с честью занимавшего свой пост в течение двадцати лет. В этот день надлежало избрать его заместителя, согласно обычаю, после публичного конкурса: сам народ выбирал его, приветствуя победителя. Ввиду этого конкурс был назначен на понедельник: этот день служил продолжением воскресного отдыха, так как по понедельникам работа везде кончалась в полдень. Благодаря этому, избрание могло быть всенародным и единодушным. Так и должен быть избран звонарь. Колокольный звон – народная музыка.
В кипучей жизни столицы украшением народных празднеств, волшебной силой, воспламеняющей души, служат фейерверки. В задумчивой Фландрии, окутанной сырым туманом, не позволяющим развлекаться игрой огней, колокольный звон заменяет их. Он представляет собой фейерверк, доставляющий наслаждение при помощи слуха. Слух передает ясновидящему взгляду блеск взрывающихся ракет и тысячи звуковых искр, сверкающих в воздухе.
Толпа все прибывала. Из прилегающих к площади улиц – из улицы Шерстобитов и Фламандской улицы – поминутно появлялись новые группы и размещались на площади. Солнце уже заходило: дни уменьшались, наступала осень. Оно озаряло площадь нежно-янтарным прощальным блеском. Суровый таинственный четырехсторонник мрачного здания рынка казался сложенным из теней ночи, слабо сиявших бронзовым блеском.
Что касается колокольни, возвышавшейся над всеми крышами, то она – противостоявшая солнцу – вся тонула в его блеске. Поднимаясь над черным основанием, она казалась розовой, словно окрашенной. Солнечный свет переливался и струился. Он обвивал колонки, готические арки окон, резные башенки, все каменные выступы. Он расстилался волнистыми пеленами, сияющими знаменами. Благодаря ему массивная башня, мрачно возвышавшаяся над землей, темно-кровавая, словно покрытая пылью веков, казалась оживленной и прозрачной… Заходящее солнце отражалось на ней, как на поверхности воды, круглый раззолоченный циферблат башни был подобен блестящему диску солнца.
Взгляды толпы, спокойно и почти безмолвно ожидавшей начала конкурса, были устремлены на этот циферблат. Толпа представляет собой сумму настроений, владеющих каждым из составляющих ее людей. В данном случае, все присутствовавшие были погружены в задумчивость. Кроме того, люди, находящиеся в ожидании, всегда склонны к молчаливости.
Все обитатели города и предместий, бедные и богатые, собрались, чтоб присутствовать на конкурсе. У всех окон виднелись зрители, выступы крыш, напоминавшие ступеньки узких лестниц, были усеяны людьми. Площадь была вся пестрая и содрогалась от трепета ожидания. Над дряхлым четырехэтажным кирпичным фасадом отеля Бушут, освещенным закатом, блестел золотой лев. Против него Дворец правителя выставлял своих каменных львов, геральдических стражей старого фламандского стиля. Стиль этот воспроизводился в архитектуре дворца, представляющей собой соединение серого камня, серо-зеленых стекол, стройных выступов. На площадке готической лестницы, под красным балдахином, находились – чтоб придать еще большую торжественность этой церемонии, связанной с наиболее отдаленными и священными событиями истории Фландрии – Правитель и старосты в форменных мундирах, обшитых галунами.
Приближался час конкурса.
Раздались звучные удары большого колокола. Это был колокол триумфа, скорби, побед и празднеств, он был отлит в 1680 году и с тех пор не покидал колокольни, отмечая все события своими ударами, подобными биению большого красного сердца. В течение часа он звонил, созывая. Потом внезапно удары замедлились и смягчились. Глубокое молчание. Стрелки циферблата, целый день преследующие и убегающие друг от друга, раскрылись, как стрелки компаса. Еще одна-две минуты – и четыре часа! Тогда во внутренности смолкшего большого колокола зазвучал тихий звон заутрени, аккорды, легкие и мелодичные, как щебетанье пробудившихся в гнездах птиц.
Толпа слушала, некоторые думали, что конкурс уже начался. Но это был механический звон, производимый медным цилиндром, приводящим в движение молоты: таково устройство музыкальных ящиков. Этот механизм соединен с клавиатурой, пользуясь которой, музыканты вступят в состязание.
В ожидании этого момента была сыграна прелюдия, обыкновенно предшествующая звону часов – серебристые узоры, цветы, сотканные из звуков, бросаемые, как прощальный привет вслед уходящему времени.
Возбудить нежную радость, чтоб смягчить грусть мысли о смерти часа, еще одного часа – не для этого ли играли прелюдию?
В воздухе прозвучали четыре удара, отчетливые, торжественные, неумолимые: они, казалось, пригвоздили крест. Четыре часа! Это был час, назначенный для начала конкурса.
Толпа заволновалась. Ею овладело легкое нетерпение…
У одного из окон рынка – у окна, находившегося поблизости от пьедестала, разукрашенного листьями и головами овнов, на котором поставлена статуя Мадонны, – появился герольд, облеченный в пурпур. Громким голосом он объявил об открытии конкурса звонарей города Брюгге: из этого окна всегда провозглашались законы, указы, мирные трактаты и постановления, регулировавшие жизнь общины.
Толпа застыла в немом ожидании.
Только немногие знали подробности: записались звонари из Мехельна, Обенарда и Геренталя и еще другие, которые, впрочем, может быть, откажутся, могут явиться и непредвиденные кандидаты, так как записываться не воспрещалось до последней минуты.
После объявления конкурса открытым, раздались три торопливых удара большого колокола, подобные трем ударам, предшествующим Angelus’y. Состязание началось.
Послышался перезвон. Это уже не было автоматической музыкой. Теперь чувствовалась произвольная, свободная игра, вмешательство человека, пробуждавшего колокола один за другим, заставлявшего их содрогаться, ласкавшего их, сопровождавшего их, как пастырь сопровождает стадо. Начало было недурно, но потом все было испорчено: один колокол задребезжал, другие или слишком торопились, или замолкали.
Второй номер был исполнен лучше, но выбор был плачевно неудачен: попурри, составленное из различных мелодий, подобное одежде арлекина или прыжкам клоуна на трапеции, прикрепленной к вершине колокольни.
