В своей статье Успенский показал, что Гаршин явился жертвой невыносимых для чуткого и честного человека условий социального строя царской России. Против Успенского резко выступили либерально-народнические публицисты… Их статьи имели целью затушевать истинные причины гибели Гаршина, объясняя ее психическим расстройством и мотивами личной трагедии. Эту точку зрения поддержал В. Г. Короленко, осудивший «смертельно-мрачное мировоззрение» Гаршина и ув
«…Статья Успенского полна глубокого социального смысла и освещает невыносимо тяжелые условия литературного труда публициста-общественника 70-х годов, каким был Демерт, видный сотрудник демократических изданий…»
«…Данная заметка и последующая статья («Опять о Некрасове!») – одно из ярких свидетельств глубокой идейной и творческой близости Успенского к поэту революционной демократии. В воспоминаниях об Успенском (Н. К. Михайловского, В. Г. Короленко, В. В. Тимофеевой-Починковской и др.) рассказывается о подлинном преклонении Успенского перед поэзией Некрасова, перед его личностью, как поэта и как организатора передовой журналистики…»
«…Непосредственным поводом для статьи послужил некролог о Некрасове, появившийся в «Обзоре», 1878, № 2 от 3 января, и перепечатанный затем в упоминавшемся сборнике «На память о Николае Алексеевиче Некрасове». В этом некрологе содержались неверные утверждения о жизни и творчестве Некрасова. Статья Успенского, опровергая эти утверждения, вместе с тем была направлена и против всей реакционной и либеральной прессы, дававшей искаженное представление о
«…Статьи Успенского («Праздник Пушкина» и «Секрет») посвящены открытию в Москве памятника Пушкину. Средства на создание памятника собирались с 1860 года, к 1870 году образован специальный комитет по постройке, работа была поручена скульптору А. М. Опекушину, и 6 июня 1880 года состоялось открытие памятника. В числе выступивших с речами были И. С. Тургенев, И. С. Аксаков, академик Я. К. Грот, академик М. А. Сухомлинов, Ф М. Достоевский. Речь после
«…Статья Успенского является ярким образцом выступлений писателя-демократа против буржуазно-дворянской идеологии и ее носителей. Она направлена против М. Н. Каткова, реакционного публициста, которого В. И. Ленин называл «верным псом самодержавия». Успенский с гордостью говорит о том, что он не принадлежит к дворянской литературе «бельэтажа», и заявляет о своих демократических убеждениях…»
«Письмо» явилось откликом Успенского на избрание его 16 ноября 1887 г. почетным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете; одновременно писатель ответил на многочисленные приветствия, полученные им в связи с 25-летием литературной деятельности, отмечавшимся в ноябре 1887 года…»
«…Предприняв поездку к сибирским переселенцам, Успенский в июле 1888 года прибыл в Томск. Редакция «Сибирской газеты», в которой участвовали представители политической ссылки, деятели народнического лагеря, готовились к большому культурному событию в жизни царской России – открытию первого сибирского университета в Томске. В номере газеты намечался отдел «Замечательные сибиряки», и для него Успенский написал статью о Щапове…»
Статья написана в связи с перепечаткой в «Юридическом вестнике» за 1888 год письма Маркса в редакцию «Отечественных записок». … Письмо Маркса привлекло Успенского глубиной анализа явлений русской действительности, критикой программных положений народничества. Вместе с тем очевидно, что Успенский далек от подлинного понимания марксистской теории, для него осталась непонятой и та борьба, которая уже в 80-е годы развертывалась между марксистами и на
«…Времена, пережитые русскою журналистикою за последние 20 лет, были преисполнены всевозможных случайностей, беспрестанно расстраивавших правильное ее течение и развитие. Мои очерки много пострадали от этих невзгод журнального дела чисто во внешнем отношении. Правда, аргусам нечего было в них искоренять: цензурные беды обрушивались не на такого рода литературные явления. Но в общем водовороте ничто не может оставаться нетронутым. Нет никакого сом
«…В состав настоящего двухтомного издания, кроме восьми томов, изданных в промежуток времени с 1883 по 1886 год, вошло почти все, что было написано мною до самого последнего времени. К прежде изданным восьми томам прибавлено теперь такое количество нового материала, которое, по счету печатных листов первого издания, могло бы составить еще два новых тома – девятый и десятый. То, что в отдельном издании могло бы составить том девятый, помещено в ко
«Кола – городишко убогий, неказисто прилеплен на голых камнях между рек – Туломы и Колы. Жители, душ пятьсот, держатся в нем ловлей рыбы и торговлишкой с лопарями, беззащитным народцем. Торговля, как ты знаешь, основана на священном принципе „не обманешь – не продашь“. Пьют здесь так, что даже мне страшно стало, бросаю пить. Хотя норвежский ром – это вещь. Всё же прочее вместе с жителями – чепуха и никому не нужно».
«В недалёком прошлом так называлась пресса.Борьба за правду и добро считалась её назначением, она высоко держала знамя с благородным девизом, начертанным на нём, и если порой впадала иногда в ошибки, то они не ставились публикой в фальшь ей, прессе, группе людей, расходовавших для общества действительно горячую кровь сердца и неподдельный сок нервов…»
«В декабре прошлого года в Париже умер Поль Верлен, поэт-декадент и основатель этой болезненно извращённой литературной школы. У могилы этого человека, до дня смерти своей считавшегося только представителем литературной богемы, а ныне уже провозглашённого „великим поэтом“, сошлись представители всевозможных школ и фракций, и это редкий пример, чтобы за гробом умершего столь единодушно шли разнородные, враждебные друг другу элементы…»
«„Дело машиностроения у нас – дело новое и требует к себе мягкого и снисходительного отношения“. „Говоря о машинном отделе, следует помнить, что эта отрасль производства на выставках 1870 и 1872 годов была представлена в зачаточном состоянии, а ныне она уже представляет собою нечто вполне солидное и развившееся“. Так или почти так говорят о нашем машиностроении те люди, сердцу которых развитие этого производства мило и которые ради его преуспеяни
«На утёсе, омываемом беспокойными волнами Понта, лежат груды камня, зияют глубокие ямы и возвышается полуразрушенная стена, массивностью своей напоминающая постройки мифических циклопов, – вот всё, что осталось от Херсонеса Таврического – города, в который, по словам Страбона, „многие цари посылали детей своих ради воспитания духа и в котором риторы и мудрецы всегда были почётными гостями“…»
«В Тифлисе, в мае, 17–19 числа, магометане-шииты праздновали дни Али, зятя Магомета и сына Али-Хуссейна. Эти три дня заслуживают описания как дни, в которые религиозный фанатизм людей Востока, развиваясь свободно и невозбранно, достигает своего высшего пункта, принимает формы безумного исступления, нередко увечит и убивает своих рабов…»
«Жив еще старичок-то – мой тятенька… ни единого волоска на голове, а тоже иное время пустится в присядку! чуден родитель!.. Когда же захмеляет, то всегда запевает: „Ай ты, молодость… буйная!“ разинет рот, а там ни одного зуба нет…»
«Осенью дьячок села Кочергина сбирался ехать с своим девятилетним сыном в губернский город Т. Он намеревался записать его в третий класс духовного училища. Под самый день отъезда дьячок ходил по крестьянским дворам, просил дугу; от священника он получил благословение на далекий путь и дегтярку с помазком.Его сын, Иван Декалов, вымытый, причесанный, в это время спал дома на печи…»
«В один летний день на краю леса, пред которым расстилались луга с болотами, с сигарой во рту сидел помещик деревни Ивовки; подле него лежал молодой человек, недавно поступивший в дом к этому помещику учителем. Оба они ходили с ружьями и ничего не убили…»
«Был осенний вечер. Невдалеке от села Лебедкина, на опушке леса, сидел красивый парень, лет двадцати двух, в худом стареньком армяке, в низенькой шляпе, украшенной лентами. Он вил кнут, напевая песню и посматривая на табун барских лошадей, пасшихся в глубине леса; подле него лежал мешочек с хлебом, горсть пеньки с прядями конских волос и новый, недоконченный лапоть.Солнце уже закатилось. Изредка моросил дождь…»
