Зима выдалась морозной и долгой. Март до последней декады ничем не напоминал весенний месяц, прикидываясь январем. Мерзли даже закаленные питерские голуби, а стихийные рынки исчезли, словно никогда и никто не стоял с банками домашних закаток вдоль поребриков чахлых скверов.
Не удивительно, что он привык ходить мимо станции метро не оглядываясь. Но первый же, по-настоящему теплый денек выманил на улицу отряд бесстрашных торговок. Сначала он не поверил своим глазам. Моргнул несколько раз, но картинка осталась прежней – десяток тетушек и штук пять бабушек привычно расположились вдоль газона. На самом удобном месте устроилась высокая блондинка лет семидесяти. Это была Лариса Михайловна Хересова, личный враг капитана, враг, с которым он вел войну с первых дней своей службы.
Ивушкин с ненавистью посмотрел на Михалну. Бабка давно его заметила и ехидно улыбалась, посверкивая «золотой» коронкой. Все их сражения она выигрывала, пользуясь преклонным возрастом, репутацией скандалистки, артистизмом и… безупречным знанием Кодексов Российской Федерации. Сегодня перед ней были расставлены банки с маринованными огурцами, помидорами, вязаные носки и пакетики с сушеными травами. Рука его потянулась к планшету с бланками протоколов, но внезапно в голову пришла шальная мысль. Среди пакетиков с укропом и пижмой затесался один с совершенно неопознаваемой трухой.
– Распространяем? – зловеще спросил Ивушкин. Наползающая на его лицо улыбка была еще ехиднее бабкиной.
Лариса Михайловна не сразу поняла, в чем её обвиняют. И лишь когда капитан сказал, что сейчас будет оформлять изъятие, завопила, срываясь на визг:
– Какое такое изъятие? Ты что изымать собрался, ирод?! Положь пустырник обратно!!!
Но Ивушкина было не остановить. План отмщения созрел в его голове и требовал немедленной реализации. Для безоговорочного реванша не хватало только понятых. Из присутствующих на тропу войны с Михалной рискнула вступить одна Майя Сергеевна. Торговлей пенсионерка не занималась, приходила на стихийный рынок посплетничать и помочь продавщицам за небольшое вознаграждение. С Михалной у неё была взаимная неприязнь, бабульки пакостили друг другу в меру сил и талантов.
Тетки принялись потихоньку складывать товар, но расходиться не спешили. Народ расположился полукругом и с любопытством взирал на схватку двух титанов.
Ивушкин оглянулся и понял, что удача сегодня на его стороне – миловидная женщина средних лет с совершенно незапоминающимся лицом спешила по своим делам.
– Гражданочка, стойте. Побудете понятой!
– Извините, нет. Очень спешу!
Но капитана понесло. Он набычился и загородил собой проход.
– Пройдемте.
Женщина нахмурилась и хотела ответить что-то резкое, но передумала. Она на секунду прикрыла глаза, а потом вкрадчиво произнесла:
– Сам позвал.
– Сам, сам, два раза, – буркнул капитан, и дальнейшая процедура прошла в соответствии с буквой закона.
Протокол составили, понятые расписались, пакетик с «сухим растительным веществом серо-зеленого цвета, похожим на коноплю» изъяли. Гражданка Хересова, наконец-то сообразившая, что инцидент не получится решить привычными способами, тоже поставила закорючку.
– Можете быть свободны, – буркнул Ивушкин понятым. И, поскольку план отмщения уже почти реализовался, добавил:
– Спасибо.
Майя Сергеевна направилась к товаркам, а вот дамочка-понятая повела себя странно. Левой рукой, которую она держала всё время в кармане, женщина три раза провела по спине Ивушкина, с той стороны, где сердце, скороговоркой произнесла «будьдобреебудьдобреебудьдобрее» и ушла, не оглядываясь. Это было так неожиданно и быстро, что капитан не успел толком понять, что происходит. И никто, никто не заметил, как размазанная по кителю полицейского белая пыль быстро всосалась в ткань.
Бабку Ивушкин, конечно же, так просто не отпустил. Из отдела её повезли на освидетельствование в наркологический диспансер. Кабинет сдачи анализов произвел на Ларису Михайловну неизгладимое впечатление, потому что вышла она оттуда мрачнее тучи. Ивушкин смотрел на сдвинутые седые бабкины брови, сжатый в куриную жопку рот и чувствовал, как у него в душе поднимается высоченная волна триумфа. Честно говоря, если бы в физиологической жидкости гражданки Хересовой нашли хотя бы следы каннабиса, капитан сильно удивился бы. Его целью было морально растоптать противника, и спустя несколько лет борьбы Ивушкин этого добился. Так что в отдел он вернулся с чувством глубочайшего удовлетворения и отрицательными анализами Михалны.
Рабочий день подполз к финишной черте и Ивушкин засобирался домой. Впереди маячили два выходных, которые он планировал провести в магазинах для рыбаков. Нужно было срочно приобрести приличную снасть. Новый начальник, по слухам, увлекался ловлей на спиннинг и это был хороший вариант найти точки соприкосновения. «Дружить надо с руководством!», – думал Ивушкин, топая по коридору в дежурку и по пути пренебрежительно оглядывая коллег. У окна с кучкой бумаг стоял следователь, видимо, только вернулся с вызова. «Мда, Олежек, с твоей манерой одеваться и такой стрижкой тебе не то что повышения зарплаты, тебе очередного звания будет не дождаться. По квартирным кражам бегать твой потолок. Да и раскрываемость у тебя прихрамывает. Ну, а кто с таким лошком будет откровенничать? О, а вот и Алёна. Дознаватель, да. Если на приличный костюм зарплаты не хватает, лучше в форме бы сидела. А оперуполномоченные наши? Цирк один…», – закончить мысль Ивушкин не успел, потому что посреди самого большого из трех кабинетов, отданных патрульно-постовой службе, стоял Никита и жалобно взывал к совести товарищей:
– Мужики, завтра надо к матери съездить. Просила лекарство привезти. А я в смене. Давайте махнемся? Могу потом в воскресенье выйти или в субботу. Ну мужики!
Капитан хмыкнул… и неожиданно для себя выдал:
– Без проблем, давай махнемся. Начальство ещё на месте, успеешь рапорт на замену подписать, если метнешься кабанчиком.
– И про выходные не парься, отдашь, как сможешь, – пока мозг судорожно соображал, что происходит, язык продолжал нести несусветную околесицу.
В кабинете внезапно повисла тишина. На Ивушкина все воззрились, словно он заговорил по-японски. Никита офигел не меньше остальных. Но, поскольку желающих ломать свой график больше не было, сразу же согласился.
– Денис, спасибо! Ты потом только скажи, отдам смену без вопросов.
Ивушкин в ответ кивнул и вышел на улицу.
Домой он явился злой, как черт. «Кто меня за язык-то тянул? Я же не собирался пахать четыре дня подряд. Как морок напал». Ивушкин разогрел ужин, поел и пошел спать – на смену вставать приходилось рано.
Напарником Никиты Малькова был молодой сержант, только-только вернувшийся из армии. Ивушкину он не обрадовался, но отработал нормально.
