Ночь выдалась тяжелой, утро было ей под стать. Я отработал две смены подряд, чтобы сдать последние вагоны для сибирского экспресса. На квартиру приехал после полудня сменить одежду и выпить чаю. Но Устинья так мне обрадовалась, захлопотала, что было совестно отправиться обратно в мастерские отказавшись от обеда.
Май только начался, а жара была летняя и я попросил накрыть стол на крыше башни. Вот из-за этой крыши я и купил квартиру с рядом Хитровкой – до района с самой ужасной репутацией в Москве было рукой подать. Хотя… история про крышу придумана для шокированных друзей и знакомых, коих видеть мне пока не хочется. Я стал словно угрюмый полярник, одиноко живущий во льдах…
Разрешите представиться – Павел Дымов, инженер Главных мастерских Московско-Курской железной дороги. Могу похвастаться аристократическим происхождением, хотя горжусь я совсем не этим. Мой отец из обнищавшего дворянского рода. Дед сам пахал и растил урожай на клочке земли, громко именовавшемся поместьем. Крепостных было душ пять и жил он скромнее местного купечества. Женился рано, рано же овдовел. Двух сыновей воспитывал в строгости, но образование дал самое хорошее, на какое хватило средств и связей.
Старший из братьев, мой отец, построил карьеру государственного чиновника, дослужился до приличного ранга. Мать моя, немка по происхождению, была из семьи более состоятельной, но гораздо менее родовитой. В Россию её привезли в младенческом возрасте.
Обосновались родители в Москве, хоть тесть и купил дочери в качестве приданого небольшой домик в Швейцарских Альпах, там, куда в детстве маменьку вывозили для укрепления здоровья. Дед по материнской линии был специалистом по строительству железных дорог и владельцем паровозного депо, так что я пошел по его стопам. Эти черты – уважение к труду, верность слову, любовь к родным, были в обеих фамилиях. Они и есть предмет моей искренней гордости.
По наследству мне перешло имение одного деда, профессия и связи другого, так что женихом я оказался завидным. И когда пришло время создавать семью, недостатка в невестах не было.
Сейчас мне кажется, что выбирал не я. Точнее, у меня была иллюзия выбора. Эмму Турбинскую я встретил на балу у генерала Верзилина. Её невозможно было не заметить среди нескольких десятков очаровательных дебютанток. Яркая и утонченная, она вскружила мне голову. Тянуть с предложением не стал – красива, умна, образована, из приличной семьи, а что еще надо для семейного счастья мужчине? Обручились мы в день помолвки и пышно отпраздновали это событие. Если бы я знал, за что пью, когда поднимал бокал шампанского в заново отстроенном доме… Наш разрыв стал для меня жесточайшим ударом. Именно из-за него я записался в затворники.
Наследное имение под Коломной я продал. Деньги… Нет, я не развел их по кабакам и куртизанкам. Ни первые, ни вторые никогда не представляли для меня интереса. Я просто уехал из страны. В Бретани купил яхту в плачевном состоянии, как и мои разбитые вдребезги гордость с репутацией. Прежний хозяин продал посудину за гроши, но с условием, что имя у неё останется прежним – «Лизбетт». С ним же мы и восстанавливали суденышко. Это отвлекало от мыслей о пущенной под откос жизни. Под парусом я провел почти полгода. Провел бы и дольше, простой быт и физический труд лечат душевные раны. Но спустя время я начал чувствовать себя трусом, сбежавшим от клеветников. И вернулся в Москву.
Оказалось, что смелость, которой я набирался несколько месяцев, мне совершенно ни к чему – ту отвратительную историю забыли. Я навестил родителей, забрал тонкую пачку писем, скопившихся за моё отсутствие и отправился на предыдущее место службы.
В мастерских меня приняли с распростертыми объятиями – без ложной скромности скажу, что в своей профессии я хорош. Жить стал в съемном доме. Через месяц мой адрес знали все прежние знакомые и приятели. Родственники до седьмого колена тоже поспешили с визитами. Ситуация мне категорически не нравилась и я видел выходы из неё уже совершенно фантастические. Идея переехать в район, куда приличные люди носа не кажут, признаюсь, принадлежала вовсе не мне, а моей тётушке Аглае Петровне. «Не принимай приглашений от N-ских. Они совсем обнищали и опростились. Перебрались в дикий район, смеют наносить визиты и ждать ответных. Да к ним ехать почти как на Хитровку!!!», – с возмущением рассказывала старая сплетница. И я понял в чем мое спасение.
На следующий же день я отправился в самое опасное место Москвы – Хитровку. Найти приличного извозчика, готового отвезти барина в эту клоаку*, оказалось непросто. Здоровый угрюмый дядька объехал со мной почти весь район. Когда я смирился с мыслью, что план был безумным, мы выбрались на довольно широкую улицу. Здесь было почище, публика прохаживалась более порядочная. В минимальном удалении от опасной площади размещался доходный дом с башней, гастрономом и конуркой городового. Прогулявшись по этажам и поговорив с управляющим, я решил купить тут квартиру. Но не в самом доме, а в башне, где пустовала одна из четырех.
Все уладилось быстро. Я переехал в новое жилье за пару дней. Трудностей, конечно, хватало – от меня ушла прислуга, а сама квартира была тесной. Всего три комнаты (включая спальню для камердинера), ещё кухня, ванная с туалетом и кладовка, сделанная на манер немецкой кальтерциммер*.
Я никому ничего не объяснял, лишь самым дотошным придумывал истории, каждый раз разные. Но везде фигурировала старинная башня, на крыше которой можно было устраивать пикники, завтраки и летний кабинет.
Вот на этой самой крыше я и ждал, когда Устинья закончит готовить жаркое. Я смотрел на небо и понимал, что отчаянно скучаю по картине, открывавшейся с палубы моей «Лизбетт». В этот момент, словно привет с французского побережья, ветер принес аромат нежной утренней свежести. Откуда ему взяться посреди душной и пыльной Москвы? Обернувшись, в первые секунды не поверил своим глазам. На смотровую площадку поднялась барышня. Неловкость заключалась в слишком близком расстоянии между нами. Она отступила, забыв, что позади крутая лестница и я едва успел подхватить её. Лицо обдало жаром – под тонкой блузкой незнакомка была практически раздета. В первый момент я решил, что это дорогая куртизанка ошиблась дверью, но после недолгого раздумья сообразил, что во-первых в нашем доме дорогие продажные женщины вряд ли кому-то по карману, а во-вторых… Паника, которая отразилась в глазах девушки, некоторая робость и скромность, были совершенно не свойственны дамам полусвета.
