Кристина посмотрела на телефон ещё раз. Для неё было нормой обновлять свою страницу вне зависимости от оповещений – вдруг они не сработают, вдруг конкретно сегодня выпустили какое-то обновление, из-за которого она не увидит нужную единичку. Может быть, сейчас. Сейчас. Сейчас. Она проходит обычный круг, чтобы успокоиться – телеграм, контакт, фейсбук, инстаграм, твиттер, почта (это совершенно лишнее, никто ничего не пишет на почту – сплошные автоматические рассылки, от которых давно нужно отписаться, но как-то жаль). Потом нужно снова вернуться в телеграм на случай, если за это время что-то изменилось – потом в контакт, на фейсбук и так далее. Чаще всего ничего не меняется, но кто знает.
Сегодня она услышала будильник с обычной головной болью, и, еще не включая свет, потянулась к телефону, скрючив шею и напрягая глаза, полупроснувшись. Ее поздравили пока всего два человека, с которыми она не особенно много общалась, но которых поздравляла сама. Ей было очень страшно выглядеть невежливой онлайн, поэтому она всегда постила на чужих страницах красивую картинку – букет, торт или шампанское – и текст с добрыми словами для каждого именинника. Таких картинок и текстов у нее была заготовлена целая папка на компьютере («Крис, ей-богу, ты как старая бабка», – сказала Зоя, заглянув как-то раз ей через плечо), и постить их было нужно в «вежливое» время, не слишком рано утром, но и не поздно вечером, чтобы не было похоже, что она забыла о чужом дне рождения и вспомнила в последний момент. Забывать что-либо в эпоху бесконечных напоминаний отовсюду сразу было преступлением.
Если что-то – даже самое милое, даже очень ей приятное – не получило своего лайка через два-три дня, она вынуждена была это удалить. Такие посты, как ей казалось, выглядели как сказанные в пустоту реплики или шутки, над которыми никто не смеялся. И если, произнеся что-то невпопад, забрать это назад уже было никак нельзя, с неудачным постом можно было сделать это одним движением пальца.
– Ну как, много народу поздравило? – поинтересовалась вечером Зоя, работавшая допоздна.
– Да так, – ответила Кристина, не зная, что еще сказать. Они всю неделю планировали вечерний поход в кафе, Кристина перебирала варианты, не зная, на чем остановиться, но теперь ей совершенно никуда не хотелось, и Зоя, разумеется, это видела. У Кристины на языке вертелось что-то вроде – слушай, я очень устала, да и ты, наверное, тоже, давай сегодня отметим хорошим качественным выспаться, а на выходных тогда хехей? – но, конечно, вслух она сказала:
– Я уже буду одеваться, да?
Поев, они прошлись немного по темным улицам. Одна не замечала, а вторая замечала с некоторым раздражением, что город в последнее время несколько похорошел и вокруг было гораздо больше огней, чем обычно. Было бы гораздо легче, выгляди все так же ужасно снаружи, как оно было внутри. Кристина все время доставала и прятала телефон, переключаясь между режимами «я просто жалкая дура» и «никто не умрет, если я проверю еще раз». Поздравлений было достаточно скромное количество, в основном от прежних одногруппников – с одноклассниками она не общалась, а коллег у нее не было.
У меня никого нет.
Она одергивала себя: стыдно, есть папа, у которого, например, действительно нет никого ближе, чем она; есть девчонки из группы, есть Зоя, наконец, хотя она только и делает, что расстраивает Зою. Если бы Зоя догадалась, зачем она сейчас бесконечно разблокирует телефон, ничего более постыдного представить было бы нельзя.
– Ну что, чувствуешь себя как-то по-особенному в двадцать пять?
Кристине хотелось сказать что-нибудь легкое и остроумное, чтобы разрядить обстановку (она заметила, что Зоя оставила всякие попытки завести осмысленный разговор и теперь задавала вопросы раз в пять минут чисто для приличия).
– Нет, – выдавила она. – Наверное… наверное, мы уже старые для дней рождения (господи, зачем было говорить «мы», при чем тут Зоя). Это… не радует. Ждешь чего-то, ждешь, нервничаешь, а приходит нужная дата – и ничего.
– Просто особо нечего ждать, по-моему. Все равно праздник за тебя никто не сделает – надеваешь что-нибудь красивое, идешь туда, где тебе нравится больше всего. Покупаешь то, что хотела бы получить в подарок, все равно с подарками редко кто угадывает. И… не Лучший День В Мире, который мы зачем-то себе вбили в голову, но приятный. И хорошие воспоминания. Как-то так. Для этого, в сущности, даже никто не нужен.
Как жестоко Зоя, обычно умная и проницательная, ошибалась в этот раз, мрачно думала Кристина. Нужен. Нужен как ничто другое. Мог бы изменить все одним коротким сообщением, мерзавец. Не может же не помнить.
Кристина, разумеется, плакала, прежде чем заснуть. Перед этим пришлось сымитировать хорошее настроение для папы (который все равно почувствовал что-то не то, и она начала всхлипывать еще до того, как положила трубку, чувствуя себя вдвойне виноватой). Она могла начать выдумывать объяснения – напоминание не сработало, забыл, какое сегодня число, замотался, бедненький, он же столько трудится! Но что-то темное и злое говорило Кристине – он просто тебя не любит, – и когда этот голос становился внутри нее достаточно громким, она сама начинала говорить темные и злые вещи.
Ей казалось, что ее заколдовали, и это злое, гадкое и больное колдовство делало ее рядом с ним слабой и жалкой. Как бы она ни выглядела, что бы она ни делала. День был испорчен, безнадежно испорчен. В день рождения это было хуже всего.
* * *
Зоя нырнула под одеяло в наушниках, и музыка купала ее какое-то время. На этом темно-синем одеяле был узор из звезд с подсветкой, и под ним можно было смело читать. Сейчас, однако, ей не хотелось читать – хотелось лежать и лениво, в меру оставшихся после длинного дня сил, жалеть себя. Ей не очень нравился этот город, и она все больше и больше уставала на работе. Она держала открытыми одновременно пять или шесть вкладок с вакансиями, которые теоретически могли бы ее устроить, но внутренний голос говорил, что и там будет ровно то же самое. Новая работа могла найтись когда-то в будущем, а за все нужно было платить уже сейчас – на продукты, электричество, газ и воду уходила приличная сумма, и Зоя с трудом себе представляла, что делала бы, если бы оплачивала еще и аренду. Кристина, конечно, исправно вносила свою долю, и Зоя была ей благодарна, но мысленно отмечала при этом (голосом своей мамы), что фриланс – это ненадежно, и прогнозы делать нельзя.
Она подумала, что все руководства для хорошего сна были написаны для одиноких людей – за сколько времени до сна выключить гаджеты, какие ритуалы себе придумать, как не работать там, где спишь (сколько, по-вашему, у меня комнат? Может быть, спать в туалете? Может, работать в туалете?) Они с Кристиной, разумеется, спали в разных комнатах. Кристина пару раз жаловалась на то, что собиравшаяся на работу Зоя будит ее по утрам, но при этом не стеснялась шуметь ночью. Шутки в интернете о страданиях сов вызывали у Зои праведную ярость – она все детство проездила в школу в соседний город, вставая вместе с родителями в пять утра, а всю последующую жизнь неизменно слышала одни и те же два вопроса: «Как ты можешь так рано вставать?» и «Как можно так рано ложиться?» (Чаще всего, несмотря на три с лишним месяца совместной жизни, эти вопросы с наигранной улыбкой задавала ей Кристина – как будто это было что-то остроумное и заслуживающее регулярного повторения). При этом Зоя, слишком хорошо воспитанная, чтобы жить как нормальный человек, боялась лишний раз зайти в ванную или поставить чайник, чтобы никому не мешать.
