Север Афганистана, провинция Баглан, лето 1997 года. Кабул захвачен талибами, которые более шести месяцев назад, зверски замучили 49-летнего доктора Наджибуллу и его брата Шахпура Ахмадзая прямо в миссии ООН. Их изуродованные тела висели целую неделю на фонарных столбах в центре Кабула перед главными воротами Королевского дворца. Укрепившиеся в Кандагаре и Кабуле талибы, усиливают военную экспансию на севере страны. Они уничтожают всё на своём пути, вырезают и расстреливают целые семьи, большинство из них находятся под воздействием наркотиков. Атака талибов в узких горных ущельях ужасает. Машины, на которых они передвигаются, в основном это полуторные японские пикапы «Датсун» модели 720, с несколькими вооруженными бойцами в кузове каждой. При проезде сквозь заминированные «Северным Альянсом» ущелья, они взрываются одна за другой, но это ни на секунду не останавливает их чудовищный поток. Они продвигаются буквально по трупам своих же людей – это воздействие наркотика. В мае 1997 года после долгой осады города Мазари-Шариф талибам наконец повезло. Заместитель и соратник узбекского генерала Абдуррашида Дустума, его племянник генерал Абдул Малек неожиданно предаёт своего начальника и открывает наступающим талибам западный фронт в провинциях Багдис и Фарьяб, вынудив к капитуляции формирования, верные Дустуму. Через Саланг в Мазари-Шариф перебрасывается крупная группировка талибов численностью около трех тысяч бойцов. Дустум через Узбекистан бежит в Турцию. Талибы получают выход к границе Узбекистана. Но после неудачных переговоров с талибами Малек поднимает повторный мятеж. Он выбивает новых союзников из Мазари-Шарифа и берёт власть в свои руки. В результате военных действий Малеку в плен попадает несколько тысяч талибов, которых он на следующий день приказывает уничтожить. За день по приказу Малека убивают тысячи пакистанских, пенджабских и арабских талибов. Часть из них душат в контейнерах, других живьем бросают в колодцы, закидывают гранатами, а затем засыпают бульдозерами. Город буквально смердит зловонием разлагающихся трупов.
Тем временем со стороны Кабула продолжается наступление центральных группировок талибов на Пули-Хумри, столицу провинции Баглан, где и находимся мы. Этот город находится под контролем военных формирований Саида Мансура Надери, лидера афганских шиитов – исмаилитов, состоящих в политическом альянсе с Дустумом. Итак, колонны талибов находятся на пути к городу Пули-Хумри.
Сумерки сгущались над небольшим афганским городком Пули-Хумри. Всё, казалось, замерло в этом ниспадающем полумраке. Лишь окрики патрулей, адресованные водителям изредка проезжающих машин с требованием назвать пароль, нарушали неестественно тихий и тревожный вечер. Мы едем на белой «Волге» командира гарнизона города, и поэтому нас редко останавливают. Проезжаем военную базу. Слышится окрик: «Стоять! Пароль!» Охранник, сидящий на переднем сиденье с автоматом Калашникова в руках, приспускает окно машины: «Салам Алейкум, брат! Как жизнь? Всё хорошо? Аламут. Пароль-Аламут». Постовой опускает автомат и кричит: «Пропустить!»
«Волга» легко мчится по дорогам городка, только прошёл дождь, пыль осела, в воздухе приятная свежесть. Но эта мирная картина обманчива, дела обстоят плохо. «Нелюди эти талибы,– думаю я, сидя на заднем сиденье машины и глядя на улицу сквозь затемнённые стёкла. – Что же будет? Что будет с нами?» Я ловлю себя на мысли о себе и ребёнке. Животный страх прокрадывается в душу. Я отгоняю от себя дурные мысли, будь что будет. Мои невесёлые размышления прерывает страшный грохот, сотрясший машину и всё вокруг. «О боже! Это ещё что?» «Ракета…» – бормочет водитель и нервно приостанавливает машину, пытаясь определить, откуда прилетел снаряд. Слышен голос по рации: «Путь безопасен. Можете проезжать». Водитель, шепча молитвы себе под нос, вновь нажимает на газ.
«Что слышно из Кабула? Что говорят?»– спрашиваю я водителя. «Ничего хорошего, госпожа! С тех пор, как эти изверги убили доктора Наджибуллу, упокой Господи его чистую душу, наша родина покатилась в пропасть. Вчера наши ребята прибыли из Мазари-Шарифа, такие страсти рассказывают, жуть просто. Малек совсем обезумел, весь город завалил трупами талибов, да еще в такую жару! Вонь неимоверная, вода заразилась, закапывать и собирать не успевают. Ребята еле ноги унесли, на попутках добрались. Что творится, что творится!» – уныло запричитал он.
«Мда…– пронеслось совсем невпопад в моей голове – вот тебе и студенты- «талибы», которых англичане обучали в Пакистане …» Эта мысль была вызвана одним московским воспоминанием, когда я случайно услышала разговор мужа с его родственником, приехавшим из Лондона, где он рассказывал о создании англичанами новой группировки в Пакистане под названием «талибы», в переводе «студенты», для борьбы с вышедшими из-под контроля пакистанцев новых хозяев Афганистана – моджахедов, свергнувших правительство Наджибуллы. Впоследствии я пойму, что эта зомбированная масса смертников, с которой мы столкнемся лицом к лицу, кардинально отличается от их руководителей, выглаженных и лощеных воспитанников западных разведок, владеющих несколькими европейскими языками. Но об этом я узнаю гораздо позже. А что сейчас? Сейчас отец мужа – Саид Мансур Надери – лидер афганских исмаилитов контролирует северную провинцию Баглан. И хотя у него есть регулярные военные части в составе 13 тысяч исмаилитов, вооруженных советской военной техникой и оружием, он прекрасно понимает, что они не способны противостоять страшной лавине талибов.
Минут через десять мы доезжаем до места, откуда я могу видеть свежую воронку от упавшей ракеты, на дне которой уже собрались уличные мальчишки. Они играют в песок и кидают друг в друга камешки, изображая войну. По краям воронки стоят мужчины и деловито обсуждают происшедшее. «Да уж, – думаю я, пытаясь разглядеть дно воронки из окна «Волги», – весело тут у вас, ребята».
Наконец мы подъезжаем к нашему дому. Увидев машину, охранники бегут навстречу и открывают ворота. Въезжаем во двор. Подбегают женщины, работающие у нас, открывают дверь машины. Я русская жена командира гарнизона, теперь уже афганская жена, и на мне голубая афганская паранджа с сеточкой для глаз. Я так и не привыкла к ней, но временами нахожу её удобной, особенно в знойные и удушливые дни, когда она защищает меня от палящих солнечных лучей. В ней я не обгораю на солнце, хотя и трудно дышать, зимой же паранджа согревает. Я выхожу из машины и улыбаюсь, видя свою трех-годовалую дочку на руках у няни. «Салам, духтарам!» – говорю я ей, и она смеётся в ответ. Подбегает управляющий: «Госпожа, пожалуйте в вашу половину, у господина важные гости». Я прохожу в свою часть дома и подзываю управляющего: «Ну, что там слышно?» Он подавлен и напуган: «Плохо дело, моя госпожа, талибы движутся в нашу сторону. Один Аллах знает, что будет». Я сажусь на кровать и рассеянно оглядываюсь по сторонам. Вероятно, придётся ехать в Каян, частное владение, принадлежащее семье мужа. Исмаилиты-низариты, живущие здесь, относятся к мусульманскому меньшинству среди шиитов. Они рассеяны по многим странам и прошли через репрессии и религиозные преследования, почти не прекращающиеся со времён падения крепости Аламут, созданной Хасаном Саббахом, вплоть до нашего времени. В Афганистане большую часть исмаилитов – низаритов составляют хазарейцы, ассимилированная народность, появившаяся в Афганистане после разрушительных походов Чингисхана. Хазарейцы считались одной из самых бесправных и притесняемых в стране народностей. Сейчас Пули-Хумри находится под контролем их военных частей. Всю военную амуницию и оружие им оставили ушедшие 10 лет назад советские войска, располагавшиеся в местечке под названием Келагай, в часе езды от города.
