Я вошла в купе с братом, он помог мне расположиться и начал узнавать, кто будет моими соседями на ближайшие сутки. В поезде стоял гвалт, как обычно это бывает, в воздухе слышались вопросы вроде «ничего не забыли?» или «вы не могли бы передать посылку?». Единственной моей соседкой оказалась девушка лет двадцати пяти-двадцати шести на вид. Она тихо сидела в уголке и смотрела на перрон. Когда мы поздоровались, она ответила нам и вновь отвернулась к окну. Вскоре провожающих попросили покинуть вагон, и брат вышел, наказав мне быть на связи. Наш поезд тронулся, и в последующие полчаса-час последовали формальные процедуры, типа раздачи постельного белья и т. д. Спустя час мы с моей соседкой сидели, переодевшись в домашние платья, на застеленных местах. И, видимо почувствовав голод одновременно, обе полезли в сумки за едой. Еще через некоторое время мы угощали друг друга, но, несмотря на это, были сдержанны в разговоре, как и всякие не знакомые друг другу люди.
Ее звали Айша, она возвращалась домой, в Москву, из Грозного. Я же, наоборот, ехала из дома, возвращалась на учебу после небольшого отдыха. В задумчивости она подолгу смотрела в окно, на дальний закат. Она была удивительно красива в своем платке – среди моих знакомых не было покрытых девушек. Когда мы остались одни и закрыли дверь купе на ключ, она сняла платок. Волосы у нее были русые, глаза зеленые, тоненький точеный носик и небольшие губы. Верхняя губа была чуть припухлой. Она была воплощением женственности и спокойствия. Я искоса наблюдала за каждым ее движением, потому что она зацепила меня внешностью, а теперь мне хотелось, чтобы она покорила меня и манерами. Айша была высокой, почти моего роста (а это метр семьдесят шесть) и, насколько мне удалось разглядеть сквозь длинное широкое платье, очень стройной.
Разговор у нас завязался очень легко, с большим интересом мы задавали друг другу вопросы, особенно Айша, и с большим энтузиазмом отвечали, особенно я. Она расспрашивала меня обо мне, моей учебе, по своему ли желанию я выбрала профессию и т. д. На встречный вопрос она ответила так: «У меня не было особых желаний стать кем-то конкретным, по крайней мере, сейчас не припомню такого. Мне всегда хотелось любить и быть любимой», – с этими словами Айша внимательно взглянула мне в глаза, как будто пытаясь понять, смогу ли я достаточно глубоко прочувствовать смысл ее слов, значение для нее этой мечты, и, как мне кажется теперь, когда я оглядываюсь назад на то знакомство, ее настроение в тот момент. А я, как будто и вправду настраиваясь на нужный лад, молча вглядывалась в зелень ее глаз. «А если говорить о желаниях, то в последнее время у меня есть только одно всепоглощающее желание, и даже, пожалуй, необходимость».
Далее она довольно красочно описала уютную комнату. Она говорила не спеша, блуждая взглядом вокруг, как будто пытаясь найти все, о чем говорит, в пространстве купе. Одна стена комнаты полностью занята полками для книг, манящими своими красивыми корешками. На противоположной ей стене развешаны картины, исполненные в мягких тонах. Одна из них изображает рассвет у моря. Вторая – закатное небо, виднеющееся сквозь пушистый одуванчик. Чарующее изображение костра, жаркое пламя которого исполняет страстный танец с мраком ночи перед небесными зрителями-звездами. Еще – мистическая красота беспросветного тумана в бархатно-зеленом лесу. Картина, от которой стынет кровь, – сокрушительная морская волна, бьющаяся о смотровую башню, буквально заглатывающая беззащитное строение своей пенящейся пастью. И умиротворяющая красота горных вершин, окутанных ореолом пушистых облаков. Между двух этих стен рабочий стол из шоколадного цвета дерева, без острых углов. На нем – статуэтки, компьютер и разные канцелярские предметы. За рабочим столом большое окно. Посередине кабинета простой, без вычурных элементов, мягкий диван, обитый коричневым велюром, с несколькими подушками. Около него небольшой ковер и столик. На столике стопка журналов и ваза с сиренью и белыми пионами. С одной стороны дивана стоит кресло. И наконец, на противоположной стороне от окна, стола и дивана висит горизонтально-длинное, на всю стену, зеркало в тяжелой кованой оправе, а под ним стоит старинный комод. Плотные шторы цвета капучино задернуты поверх бежевого тюля, от этого в комнате легкий полумрак.
Айша представляла себя лежащей на диване пластом, со сложенными на груди руками, закрытыми глазами, в полном умиротворении. Рядом, у изголовья, сидит человек, который слушает ее и периодически задает вопросы относительно того или иного момента в ее рассказе. Он связан профессиональной этикой, ни одна душа не узнает о том, что было сказано во время сеанса. Айша рассуждала так: даже если он расскажет кому-нибудь что-нибудь, это будут люди, далекие от ее круга общения. Ей надо было просто выговориться.
Я внимательно следила за ходом ее мыслей, потому что было непонятно, от чего могло появиться желание пойти к незнакомому человеку, чтобы поговорить. Я продолжала слушать, Айша располагала к этому. Она говорила не громко, но в точности умела передавать свои эмоции. Ее манера говорить и облик вызывали желание внимать, не вставляя ни слова, пока рассказ не придет к своему логическому концу, и пока она не даст понять, что дальше собирается молчать. И вот я пыталась понять, навеяно ли было желание попасть к психологу просмотром западных фильмов, либо причина крылась много глубже. Тем временем Айша рассказывала, что пыталась как-то сесть за бумагу и выговориться на ней, но сразу по нескольким причинам отложила эту затею. Во-первых, по ее словам, она была немногословна в письме. И, во-вторых, ей нужна была обратная связь, а от бумаги, как известно, ее не получишь…
Айша сидела напротив без платка, и в какой-то момент я подумала, что мне повезло быть девушкой и иметь возможность увидеть ее волосы. Мешковатое платье, не лишенное, однако, вкуса, было для меня чем-то экзотическим, так же как и наглухо завязанный платок, который удивил меня, когда я только вошла в купе. Вглядываясь в ее зеленые глаза, я представила пшеничное поле, стога сена, подсолнухи. Саму Айшу я видела в белом платье до колен, с волосами, заплетенными в колосок, и венком из одуванчиков на голове. Прямой нос с еле заметной горбинкой в паре с более выступающей, – по сравнению с нижней, – верхней губой придавали этому лицу чувственности. То ли я стала жертвой чар этой девушки, то ли мне было просто любопытно узнать, что же случилось такого, что она хочет поделиться этим с чужим человеком – я ощутила желание стать тем самым психологом.
