Мы стояли на втором этаже здания, в комнате, похожей на какую-то танцевальную студию – вокруг везде были зеркала. Перед нами стоял командир взвода, а рядом с ним его заместитель. Командира мы все считали за деда за его боевой настрой и характер – никто в наше время уже давно не горел энтузиазмом надрать кому-то зад. Но дед родился в пятидесятых, и для него это было вполне нормальное явление. Мы стояли и молча слушали, как он, нацепивший одежду старых времён, с парадными аксельбантами, и оружием старого образца (раритет, ещё с деревянным прикладом), носился меж нами, брызгая слюной и мотая головой. Может это выглядело бы не настолько дико для предыдущих поколений, но нам это казалось совершенно устаревшим. Незачем кричать, когда всё можно объяснить спокойно.
В наших рядах господствовал минимум эмоциональности. Мы прекрасно понимали, о чём он говорит, но с некоторыми вещами не могли согласиться внутренне. И я понимаю, что каждую долю секунды проведённого с ним времени мы осознавали наперёд практически всё, что он скажет. Но не уставали удивляться его необычному образу.
Всё-таки он – единственный, кто остался в наше время из стариков. Человек, не полагавшийся первоочерёдно на новое вооружение и новую экипировку. Считавший, что главное оружие – это ты собственной персоной. А именно – твоя способность мыслить и реакция натренированного тела. И за это мы его безмерно ценили, и уважали, как личность, поскольку само по себе сражение с роботами – это ведь сумасшествие, а ещё и без соответствующей экипировки – так и подавно.
Почему он надел аксельбанты и взял это раритетное оружие, нам тоже было известно, как и почему он так эмоционально кричал – мы все понимали, что это будет его последний бой. Он сам избрал для себя этот путь. Математически-интуитивно я рассчитала шанс на его выживание – он равен двум процентам. И это при удачном стечении обстоятельств. Я инстинктивно отрицательно покачала головой – не может он выжить с таким устремлением. С таким устремлением все шансы на выживание перекрывает героизм и желание погибнуть героем. Уверена, каждый из взвода понимал это.
Всё же я не могу сказать, что этот человек был слишком консервативен – скорее он хотел охватить все эпохи, отдавая дань уважения прошлому. Ведь форма цвета хаки из одной только натуральной ткани была актуальна для маскировки под природу, но зато полагаю, ощущения на теле были от неё простыми и приятными. Обоюдоострый меч был у него за спиной (с левой стороны), а рядом с ним с другой стороны располагался самый простой образец современного оружия.
Ни один мускул в нас не пошевелился, чтобы выразить гримасу сопереживания, ни один нерв не вызвал в нас реакции сочувствия – только холодная логика господствовала в наших разумах. Это ни плохо, ни хорошо, это факт. Всё, что мы можем сделать с фактами – принять их к сведению, и взаимодействовать с реальностью, исходя из полученных данных и сделанных выводов.
До сих пор не знаю, такое у нас воспитание, либо осознанность, заложенная в нас генами, со временем и опытом преобразованная в более модифицированную версию, либо ещё ко всему добавлено влияние наших биокостюмов. Кто знает, какой из этих факторов сыграл решающую роль в нашем восприятии? Копаться в этом нет смысла, как подсказывает интуиция. Единственное, что я знаю – это состояние прекрасно. Никаких переживаний, от которых в прошлом у людей могли происходить неполадки со здоровьем и боли в сердце.
Это вовсе не означает, что мы бесчувственные. Мы способны испытывать эмоции, но как только логика сообщает нам, что переживание эмоций не приведёт к разрешению какой-либо задачи, эти эмоции тут же утихомириваются. Поэтому с виду мы кажемся напрочь лишёнными эмоций. Ведь эмоции – это сжатый информационный опыт. Большинство реакций уже выведено, и записано в генной памяти, следовательно, нет причин заново проходить одно и то же. Не всегда, но в подавляющем большинстве случаев, известных мне.
«…Вы должны уничтожить их полностью! Ни одно существо не должно остаться, знайте – останется хоть один – и у вас нет шансов на нормальное будущее!»
Последнее предложение он прокричал с особой силой. До сих пор помню интонацию, с которой он прокричал эти слова.
Уничтожить полностью… Вот, что отвергала наша внутренняя суть. Внутренняя суть говорила нам не щадить себя, осваивая новое. Никто ни на секунду не задумался бы дойти до полусмерти, осваивая новые навыки, дабы иметь возможность дать отпор выжившим; но уничтожить другого полностью, не разобравшись в его сути, нам не позволяла наша совесть. Ведь единственный закон, который мы не могли преступить – поиск истины. Истина – это мать жизни.
Заместитель командира имел вид также воинственный и суровый, но предпочитал наблюдать и молчал, готовый в любую секунду отскочить из-под горячей руки командира, который, уже понимая, что от нас толку мало, перешёл было на рукоприкладство и дикий вой. Тумаки достались четырём воинам, но они продолжали стоять, опираясь на свою совесть. Хотя им, разумеется, было больно, и они были в состоянии повышенного уровня адреналина.
На улице прогремело дважды. Все мы поняли – наступил час икс. Командир вновь прокричал, но на этот раз в его голосе был призыв. Он активно замахал руками, подгоняя нас к выходу. Стало слышно, как часто стучит сердце, но только первую минуту. Всё-таки мы люди, и начало любой операции всегда оставалось и остаётся для нас волнительным. С каждым вздохом и шагом ритм сердца нормализовывался, хотя волнение оставалось неизменным атрибутом нашей специальности.
