— Ресслер, в нас каждая вторая пациентка женского пола влюбляется, вне зависимости от возраста, и вся любовь благополучно заканчивается сразу после выписки, — произношу, потирая озябшие ладони и мысленно прикидывая, успею ли я добраться до загородного дома до начала снегопада. Джон ухмыляется, понимая, что возразить ему нечего.
— В общем, я передал. Совесть моя чиста. Скоро утренний обход, скажу крохе, что ты очень обрадовался подарку, — подмигнув мне, Джон разворачивается, чтобы вернуться к своим прямым обязанностям. Внутри что-то неприятно натягивается. Пациентка, попадающая под описание Ресслера, у меня только одна.
— Подожди, — задерживаю Ресслера, взяв за локоть. — Диагноз помнишь? Ты всю ночь у меня истории болезни принимал.
— Диагноз помню, — повернувшись, кивает Джон. — Ротационный перелом позвоночника со смещением, — выдает тоном отличника. — Через пару дней буду ее готовить к выписке.
— Фигуристка, — вспоминаю я, непроизвольно бросая взгляд на искусственный каток, находящийся прямо за забором клиники. Его установили недавно, буквально пару дней назад, и по вечерам на нем не протолкнуться от посетителей на коньках.
{«Доктор, вы можете попросить палатную медсестру, чтобы она не поднимала жалюзи?»}
И эту просьбу во время утреннего обхода я тоже вспомнил, но причину понял только сейчас. Из окон ее палаты каток виден, как на ладони.
— Фигуристой ей точно не быть, — качнув головой, прогнозирует Ресслер. — Но ходить и вести полноценную жизнь сможет.
— Ладно, надо ехать, — протянув руку, пожимаю ладонь друга и выжимаю из себя заезженное: — Счастливого Рождества, Джон.
Через десять минут, задав навигатору координаты пункта назначения, я выворачиваю на шоссе. Автоматический женский голос сообщает, что дорога займет пятьдесят семь минут, предупреждая о заторе на центральной городской авеню. Решив не тратить время на пробку, меняю маршрут и погромче врубаю радио. Салон автомобиля наполняет меланхоличный голос Джорджа Майкла с неизменным рождественским хитом всех времен и народов:
{«Last Christmas
I gave you my heart,
But the very next day you gave it away…»}
Решив найти что-то пободрее, я переключаюсь на другую частоту и вновь попадаю на эту же композицию. Раздраженно выругавшись, ищу дальше.
{«На Рождественскую ночь метеорологи обещают жителям Чикаго сильную метель с ураганными порывами ветра, самый эпицентр которой придется на пригород, предостерегает всех, кто планирует поездку на автомобиле, быть осторожнее на дороге, но, а мы продолжаем согреваться малоизвестными фактами на зимнюю тему»,} — жизнерадостным голосом вещает диктор третьей по счету радиостанции. Неужели хоть что-то, не содержащее словосочетание «Last Christmas». Радиоведущий продолжает болтать, снегопад усиливается, ветер бросает в лобовое стекло горсти белой пыли, а оставшиеся километры, вопреки ужасной видимости и обледеневшему покрытию дорожного полотна, медленно, но верно сокращаются.
— Через один километр поверните направо, — оживает навигатор.
{«И теперь мы с вами поговорим о фантастическом примере самоорганизации материи из простого в сложное,} — перебивает механического собеседника неугомонный ведущий. — {И речь пойдет… Вы никогда не угадаете. Конечно же, о снежинках.}
Сбросив скорость, я резко выворачиваю руль, едва не пропустив поворот, в который один хрен не вписываюсь. Все происходит мгновенно и в тоже время, словно застывает во времени. Автомобиль заносит, несмотря на тщетные попытки удержать управление. Но я не чувствую паники, не вижу вспышкой пролетающую жизнь перед глазами. Ни зашкаливающего пульса, ни сбивающегося ритма сердца. Абсолютное ничего. Я словно отстранённый наблюдатель, а не тот парень за рулем неуправляемого автомобиля, несущегося по дороге. Трасса напоминает гребаный каток, на котором тяжеленный внедорожник кружит, словно изящная фигуристка в танце. У него, а точнее у меня, практически нет шансов. Чудес не бывает, но в Рождество так хочется в них верить.
{«Вы знали, что более трех миллиардов человек, живущих на Земле, никогда не видели снежинок? Невероятная цифра. Трудно представить всех этих несчастных»,} — продолжает болтать радиоведущий.
Под визг тормозов и скрип шипованных шин, скользящих на ледяной дороге, глянцево-черный монстр на скорости влетает мордой в сугроб на обочине, из которого торчит дорожный знак.
{«А о том, что в Японии находится единственный в мире музей снежинок, названный именем ученого, считающий, что снежинки — это письма с небес, вы тоже наверняка не слышали?»}
— Вы ушли с маршрута, — бездушно оповещает навигатор и замолкает.
{«Как вам такой факт: в одном кубометре снега находится триста пятьдесят миллионов снежинок, каждая из которых уникальна?»}
***
— Ты кто? Как попал в дом? И какого черта, ты меня лапаешь?! — срываюсь на крик, как только прихожу в себя и понимаю, что незнакомец наглым образом пытается стянуть с меня леггинсы.
Не говоря уже о свитере, что уже скомкан на полу бесформенной тряпкой. Сомнений быть не может: я попала в лапы насильника.
А какому еще безумцу придет в голову спасать девушку, упавшую под лед? Это чистой воды самоубийство. Только двинутому извращенцу, для которого свежая «добыча» куда важнее собственной жизни.
Взгляд, наконец, начинает вновь фокусироваться на окружающих предметах. И на мужчине, что нарушил мой покой, одиночество и издает странные рычащие звуки непонятного происхождения. Пока я вижу лишь его загар и макушку, по которой могу судить о том, что у него темно-русые и короткие волосы.
— Угомонись, сумасшедшая, — словно сквозь слой ваты, доносится до меня грубоватый и глубокий голос. — Еще раз лягнешь, я верну тебя обратно в ту дыру, откуда вытащил, — хладнокровно чеканит маньяк.
К слову, у него чертовски приятный баритон — и это, кстати, очень даже отличительная черта всех психов и извращенцев.
Ладно. Вдох выдох. Я обязана прийти в себя и понять, что происходит.
— Тогда перестань раздевать меня! — хнычу я, прекрасно понимая, что мужчина уже успел заценить мои красные рождественские стринги. Впервые со мной такое — обычно, я придерживаюсь банального правила «пяти свиданий». Выходит, даже мои немногочисленные любовники так быстро не раздевали меня.
— Пустоголовая дура, — с еще большим остервенением свирепствует взбалмошный викинг.
За оскорбление он мне заплатит. К слову, я до сих пор не вижу его, без устали лягая маньяка ногами, толкаясь ими в твердую грудь.
— Ты хочешь получить воспаление легких? Прекрасно. Вперед! Я тебя больше не трогаю. Ты мне на хрен не сдалась. И проваливай из моего дома, — а теперь в его голосе слышится явное раздражение, откровенная ненависть и нескрываемая угроза.
