Любовь. Как много о ней говорят, пишут, снимают кино, сочиняют песни. Она такая разная, но почему—то все описания любви всегда сводятся к одному: они встретились, между ними вспыхнула искра, их тела слились в порыве страсти и жили они долго и счастливо.
Моя история не такая. Нас всегда было трое: я, он и Макс. И, если честно, я не помню, кого из них я увидела первым. Наверное, всё же, его.
Тогда длинные волосы ещё не были перепутаны в дреды, а на лице проступала мягкая поросль волос; таких, которые растут на лице подростка. Я тоже была подростком, поэтому не смогла распознать свои чувства к нему, и окончательно запуталась в таких похожих, но таких разных мальчиках, которые окружили меня теплом и заботой, несмотря на свои шестнадцать лет.
С тех пор прошли годы и многое изменилось. Макса больше нет. Нас осталось двое. И до того момента, пока Ты не спросил меня – люблю ли я его, я закрывала глаза на эти изменения. Это так странно…
Наверное, если бы между нами что—то было, это было бы непохоже на традиционные отношения. Вряд ли наша близость была бы страстной и бурной, какая была у нас с тобой. Я думаю, что, скорее всего, мы бы сделали это медленно, не спеша, по кусочкам собирая оставшийся пазл из нашей странной любви. Он прикасался бы ко мне своими изящными пальцами, изучая меня. Я делала бы то же самое. Я не знаю, какие у него губы, но, наверное, тёплые и мягкие, может быть даже похожие на твои. Мои руки запутались бы в тугих жёстких прядях, которые я не один раз помогала ему спутывать и смазывать воском. Его руки утонули бы в моих волосах, которые он так обожает причёсывать и стричь. Мы любили бы друг друга по—настоящему: нежно, осторожно, словно мы два хрустальных сосуда, которые могут разбиться от одного неловкого движения… Если бы только…
Да, я люблю его. Но мы никогда не будем вместе, как мужчина и женщина. Слишком много «Но» и «Если». А это значит, что мне пора двигаться дальше, и найти кого—то похожего на Тебя.
Я ходила между рядами картин и судорожно пыталась увидеть в них хоть что—то. Какую—нибудь искру, что—либо необычное или загадочное, какой—то тайный смысл, который художник смог бы передать с помощью кистей и краски. Но, увы, всё выставленное в этом зале было абсолютным, полным, тотальным говном. Хотя, вон ту жёлто—зелёную мазню я бы повесила у себя на кухне.
Угораздило же меня пожалеть Наташку, и прийти сюда вместо неё. Престарелый хмырь весь вечер норовил затащить меня в туалет, ярко—красное платье без бретелек предательски сползало вниз, из—за чего моя грудь чуть ли не вываливалась из декольте, всем на радость. Шпильки в волосах, собранных наверх, ужасно царапали мою черепушку; а шпильки на ногах лишний раз доказывали, что такую обувь придумали как орудие пыток в средневековье, но какой—то идиот—дизайнер посчитал это красивым.
Вздохнув, я оглядела почти опустевший зал в поисках своего спутника. Он торчал в туалете уже битых полчаса. Наверное, дрочит, ничем другим я не могу объяснить такое долгое отсутствие. Сделав глоток из своего бокала, с которым я хожу второй час, я поморщилась. Шампанское выдохлось, вкус стал приторно—сладким, больше похожим на сироп, а не на благородный шипучий напиток. Постояв напротив очередного «шедевра», я вытащила мобильник из сумочки, тонкая цепочка которой висела у меня на плече, и набрала эсэмэску Наташке:
«Он ушёл в сортир и не возвращается оттуда уже полчаса. Устала и хочу домой»
Несмотря на поздний час, двенадцать ночи, ответ пришёл мгновенно:
«У тебя ещё 10 мин»
Я тихонько чертыхнулась, и засекла время. Когда мои десять минут истекли и Илья Егорыч не явился, я радостно выдохнула, допила одним глотком своё шампанское, и гордо направилась к лифту. Мои каблуки звонко простучали по каменному полу, и этот мерзкий звук эхом отдавался в висках. Нажав на кнопку вызова, я начала отбивать одной ногой нервный танец. Да, у меня нет клаустрофобии, но лифтов я всё равно боюсь. Но не буду же я спускаться пешком с пятого этажа, учитывая, что почти весь художественный музей, не считая помещений выставки, погружён в темноту? Нет. Значит, придётся спуститься на лифте.
Кабина остановилась на моём этаже, двери раскрылись, и я заскочила внутрь. Сбросив туфли с ног, я радостно встала ноющими пятками на холодный пол. Мой указательный палец завис над панелью и почти нажал на кнопку первого этажа, но в лифт впрыгнул высоченный мужик, облачённый в серый костюм и белоснежную рубашку. Он оглядел меня, и удивлённо вскинул брови, задержав взгляд на моих босых ногах. Я пожала плечами и нажала на кнопку. Лифт тронулся вниз, а я отошла к зеркалу; и принялась выдёргивать ненавистные шпильки из волос. Ещё чуть—чуть и эти маленькие железные штуки просто снимут с меня скальп. Волосы упали мне на плечи, я подтянула лиф платья, и увидела в зеркальном отражении довольную улыбку. Мой попутчик облокотился плечом о стенку кабины, засунув руки в карманы. Он поймал мой взгляд в отражении, а потом неожиданно заговорил глубоким, сиплым голосом:
– Служба эскорта?
Я развернулась к нему лицом:
– Это так очевидно?
Он снова оглядел меня с ног до головы, и улыбнулся ещё шире. Пока его глаза с любопытством изучали мою грудь, я успела нахмуриться и скрестила руки, прикрываясь. Незнакомец перевёл взгляд на моё лицо и снова заговорил:
– Тон помады не твой, платье явно не по размеру. Агентство «Ариэль», я не ошибся?
Я мысленно похвалила его за наблюдательность, и, пожав плечами, ответила:
– Выручаю подругу. Если бы я знала, что её клиент будет домогаться до меня весь вечер, и мне придётся созерцать на то шедевральное дерьмо, выставленное наверху, я бы ни за что на это не подписалась.
– Шедевральное дерьмо? – он вскинул густые тёмно—коричневые брови.
– Ну да. Я бы посоветовала автору перестать употреблять ЛСД, и заняться чем—нибудь другим, – я изобразила презрительную гримасу и махнула рукой, – Фотографией или вышиванием крестиком.
Мой собеседник как—то странно фыркнул и затрясся. Сначала я испугалась, что у него эпилептический припадок, а потом до меня дошло, что он ржёт. Я непонимающе уставилась на него. Когда он успокоился, он протянул мне широкую ладонь:
– Да, фотография мне, правда, нравится больше, – прокудахтал он с лёгкой ухмылкой, – Артур.
Я дала в ответ свою руку, и он пожал её, хорошенько меня встряхнув. Непонимающее выражение с моего лица не исчезло, и он счёл нужным пояснить:
