Письмо никак не приходит. Я хожу по комнате из угла в угол, напоминая себе белку. Я передумала за этот вечер обо всем, о чем только было возможно. Обо всем, на что хватило фантазии моему предельно уставшему мозгу. И что передается он только через кровь – моим близким не грозит беда, если что. И что мы предохранялись, занимаясь любовью, – любимый мужчина будет в целости, если что. И… еще очень много, много всего – «если что».
И мысль… Подлая мысль… А стоит ли чужой человек таких жертв? Я ведь даже не знаю, как его зовут, жив ли он сейчас.
Я второй раз вынимаю из стиральной машины один и тот же пододеяльник, а в голове крутится картина.
– Качать можешь? – Мужчина с надписью на спине «Реанимация» стоит на коленях посередине коридора рядом с маленьким худым человеком с бородкой и без возраста. Вокруг них разлита лужа красной жидкости. Кровь вытекает из этого бледного человека с бородкой.
Молча киваю. ЖКК – желудочно-кишечное кровотечение, одно из самых обильных и зрелищных. Лестничная клетка постепенно начинает приобретать краски заката: от густо-бордового вокруг мужчин до легко-розового у стен.
Врач пытается делать Бородке непрямой массаж сердца и одновременно ищет у него вену, чтобы поставить капельницу.
– Варежки есть? – Огромные черные руки ловко достают венозный катетер из упаковки.
Мотаю головой, постепенно приходя в себя от неожиданности картины.
– Держи. – Огромная рука протягивает мне пару одноразовых медицинских перчаток.
Надеваю их, встаю на колени и начинаю делать непрямой массаж сердца. В голове крутится: тридцать нажатий – два вдоха, тридцать нажатий – два вдоха.
Прошел час, как мы получили вызов на этот адрес. Он не считается экстренным. По заявке надо было открыть дверь инвалиду, у которого в замке сломался ключ. Тридцать нажатий – два вдоха.
Мы никак не могли доехать – несколько раз нас перенаправляли на более экстренные вызовы. По дороге мы спасли бабушку, которая сломала ногу. Скорая не могла попасть к ней в квартиру, чтобы помочь. Мы вскрыли дверь вовремя – еще несколько минут, и бабушка могла бы умереть от потери крови.
Мы ехали, ехали… И вот мы приехали. Тридцать нажатий – два вдоха.
Спальный район где-то на юге Москвы. Панельная серая девятиэтажка. Рядом с нужным нам подъездом стоят две кареты скорой помощи.
– Что-то странно. Должна быть только одна скорая, которая его из больницы привезла. И та – медицинская перевозка. Там же вскрыть дверь инвалиду, который приехал из больницы, а замок сломался? Так ведь? Без угрозы жизни? – Командир смотрит на меня. Я беру записи и еще раз все перепроверяю. Тридцать нажатий – два вдоха.
– Да, все верно. Может, реанимация на другой адрес? Бензорез, «хулиган», кувалда? – я закрываю блокнот, застегиваю боевку и беру в руки инструмент.
– Да, и слесарку возьмите. Я машину переставлю и догоню. Документы проверьте и начинайте без меня. Там еще один вызов в очереди.
Мы с Рыжим, Доком и Косым берем оборудование и входим в подъезд. Тридцать нажатий – два вдоха.
На первом этаже перед лифтом надпись:
НЕ верьте бабушке из 381 квартиры. Мы не пытаемся ее отравить.
Соседи из 380 и 379 квартир.
Тридцать нажатий – два вдоха.
– Мы же не в 381 квартиру? – Косой, как всегда, шутит.
Мы поднимаемся на нужный нам этаж. Общий предбанник на три квартиры. Тридцать нажатий – два вдоха.
На полу лежит маленький сухонький человек с бородкой, его глаза открыты. Но он не здесь. Вокруг него растекается красная лужа. Соседей не видно. Только какие-то посторонние люди, стоящие в стороне у лифта с вещами этого человека в руках.
Бригада скорой помощи, которая привезла его из больницы, тоже, как и люди с вещами, стоит в стороне и ничего не делает.
– Странно, – проносится в голове, но тут же обрывается. Тридцать нажатий – два вдоха.
Пространства мало. Узкий коридор. Бородка лежит посередине. Рядом с ним работают двое.
Плечистый лысый мужчина с огромными, покрытыми черными волосами руками и спокойным лицом напоминает многорукого бога Шиву. Он пытается одновременно качать, дышать и ставить капельницу. Врач-реаниматолог.
Второй мужчина пытается включить и настроить аппарат ИВЛ – искусственной вентиляции легких. У него это никак не получается. Он психует и тихо матерится. Руки начинают подрагивать. Видимо, фельдшер. Тридцать нажатий – два вдоха.
Шива поднимает голову и видит нас с Рыжим.
– Качать можете? В вену не могу попасть – совсем сосуды спались. Кровопотеря слишком большая.
Тридцать нажатий – два вдоха.
Я качаю, Рыжий дышит. Маска АМБУ полностью покрывает лицо мужчины. Кажется, что он настолько мал по сравнению со всеми нами и коридором, что чуть посильнее нажать – и можно сломать ему ребра. Тридцать нажатий – два вдоха.
Впервые за многие годы совместной работы обращаю внимание на то, что у Рыжего руки тоже огромные и волосатые, как у Шивы. Только – рыжие. Тридцать нажатий – два вдоха.
Три пары рук: черные волосатые, рыжие волосатые, и без волос – мои.
Теперь я дышу, Рыжий качает. Тридцать нажатий – два вдоха.
Черные волосатые руки пытаются найти вену, чтобы поставить капельницу. Тридцать нажатий – два вдоха.
Мы опять меняемся с рыжими руками местами. Тридцать нажатий – два вдоха.
Снова и снова, цикл за циклом, делаю непрямой массаж сердца. Спина и руки прямые, тридцать раз надавливаю на грудь, Рыжий два раза дышит. И так пять циклов подряд. Очень выматывающая процедура – физически быстро устаешь. Пытаюсь отвлечься от боли в руках. Рассматриваю стены. Тридцать нажатий – два вдоха.
Обычный общий коридор, предбанник на три квартиры. Таких в Москве тысячи. Вещи, велосипед…
На одной из стен натыкаюсь взглядом на знак анархии.
– Смешно… – проносится в голове. Тридцать нажатий – два вдоха.
Черные волосатые руки в вене. По спавшимся сосудам начинает бежать кровезаменитель. Тридцать нажатий – два вдоха… Постепенно восстанавливается кровообращение.
Фельдшер запускает ИВЛ и подключает к Бородке. По его лицу течет пот. Он вытирает его рукавом.
Я оборачиваюсь. В коридоре кроме нас троих и фельдшера – никого. Мы с Рыжим стоим на коленях около Бородки с разных сторон, следя за его состоянием, фельдшер донастраивает ИВЛ, врач проверяет катетер. Бригада медицинской перевозки уехала. Тридцать нажатий – два вдоха.