Октябрь плакал навзрыд, размазывая прилипшие к окну грязно-желтые листья. Ветер насвистывал волчью песню, стучал приоткрытой форточкой, будто хотел сорвать мое и без того хилое окно. Рамы его были деревянными, почерневшими от старости и раздумий, а весь дом покачивался в такт этой холодной мелодии осени. Первого октября я выбрался из городской суеты на дачу старого друга, врученную мне за долгие годы дружбы и понимания на месяц – для лечения моих душевных ран. Октябрь – тоже месяц душевный, располагающий к размышлениям и молчаливым монологам о бренности бытия, но встретивший меня вовсе не добродушно, а наоборот – словно прогоняя из этого безлюдного логова на свет Божий.
Но я не из робкого десятка, к тому же мое решение об уединении я принял давно и осознанно, а потому пугать меня так по-детски было, ну честное слово, бессмысленно. Хотя дело и не в октябре может быть, а в самом доме? Он не привык к чужакам, и я его понимаю. Слишком утонченным было его происхождение, филигранно утонченным во всех смыслах. Старуха с дворянскими корнями продала этот заброшенный дом моему другу за сумасшедшие деньги, на которые он мог бы купить приличное жилье у моря. Но ведь нет, позарился на его обветшалость, заброшенность, исторический контекст даже, удаленность от людской суеты и окруженность соснами. Чтобы добраться до этого жилища мне пришлось преодолеть значительные препятствия. Путешествие сначала на электричке до станции «Боровики», затем десятикилометровое пешее по почти непролазной местности, усугубляемое черноземом и ливнями, без попытки быть замеченным живыми существами, кроме, пожалуй, белок, ворон и других редких обитателей хвойного леса.
Эта забытая всеми дорога напомнила мне о давней поездке. Несколько лет назад мы с друзьями, вдохновленные поисками смыслов и подбадриваемые откровениями классиков литературы – в размышлениях о важности посещения каждым смертным этого почти заповедного места – отправились в Оптину Пустынь. Мы почти в мгновение, как будто по волшебству, очутились в непроходимом лесу. Ясный солнечный день сменился непогодой – откуда ни возьмись повалил мокрый снег, постепенно превратившийся в кашу под колесами старенького автомобиля. Мы почти увязли в этой грязной осенней жиже… Но мой друг, тот самый, кто уступил мне временно свой дом, заверил нас, сомневающихся, что это явление обычное и вовсе не сказочное. И что по пути к Оптиной редкий человек не встретит каких-либо препятствий, и «нельзя быть слабаками в достижении задуманного».
Вы можете не поверить, но тогда, когда дорога казалась опустошенной от кого и чего бы то ни было, колесо наткнулось на что-то твердое. Темнело, и мы подумали, что напоролись на сухую ветку. Остановив машину, мы увидели нечто не вписывающееся в природный контекст. На дороге лежала свежая, будто только что отрубленная голова козла. Но и этому наш общий друг нашел объяснение, заявив, что такие мистические вещи изредка случаются, и добавил, что Оптина – это особое место, где силы добра и зла борются за душу человека, и предложил вспомнить Достоевского.
Мой дорогой товарищ был настоящим философом и религиоведом. Начитавшись мировоззренческих книг, он решил воочию удостовериться в загадочности Пустыни и получить ответы на мучавшие его вопросы. Я, подвластный его рассказам, отправился туда просто за компанию, но также в глубине души мечтая найти ответ на один вопрос, не дававший мне покоя…
Уже несколько лет я грезил стать клоуном, настоящим, цирковым, и друг уверил меня, что именно в Оптиной мне будет дан ответ (правда, я не понимал, каким образом это вообще может случиться).
Из той поездки мне запомнилось одно событие. Нам как паломникам велено было прийти на утреннюю монастырскую службу и получить благословение у старца. Друг мой был одухотворен всем, что происходило в тех местах, и сразу направился в храм, а я остался на пороге, желая тут же при встрече со старцем получить разъяснения на мучавшие меня вопросы. И вот я заметил старца. Он шел медленно, едва покачиваясь, из своей кельи, облаченный в черное монастырское одеяние, и я увидел, как к нему слетелась стая голубей. Старец остановился, чтобы накормить их, он сыпал хлебные крошки из маленького мешочка, а голубей становилось все больше и больше. Удивительно, что до сего момента я не заметил ни одной птицы в окрестностях. Затем старец направился к воротам храма, но увидев меня, остановился. У меня перехватило дух от какой-то неведомой и благодатной силы, исходившей от него. Мне рассказывали, что старец был немногословен, как и подобает отшельникам, и давал советы лишь по своему усмотрению. Но я набрался смелости, бурлившей тогда во мне через край, и протараторил:
– Отче, можно задать вопрос?
Старец не более секунды подумал и очень тихо произнес:
– Как твое имя?
– Меня зовут Петр, – ответил я.
– Имя достойного человека, апостола Петра. В чем твой вопрос?
– Отче, как вы думаете, хорошо ли быть лицедеем, ну, то есть цирковым артистом?
– Сын мой, хорошо бы всем нам быть человеками. А клоунада для чего?
Мне было так приятно, что он заговорил со мной, тот самый человек, к которому съезжаются люди изо всех уголков земли, что очень хотелось удержать его подольше:
– Отче, я так люблю свое дело. Я хочу радовать людей, хочу, чтобы они улыбались…
– Ты мог бы, сын мой, приносить людям радость. Но не превращай жизнь в представление, она хрупка и может разбиться вдребезги. Иди с Богом! – ответил старец и направился в храм.
В довершение сказанного он осенил меня крестным знамением, перед тем прикоснувшись своей теплой ладонью к моей макушке.
Человек – существо мнительное, а главное, надумывающее себе смыслы и значения в зависимости от собственного желания. В тот день я укрепился во мнении, что выбрал верный путь. И через несколько лет после поездки наконец мне посчастливилось устроиться в цирк-шапито, где я решил осуществлять свое предназначение…
Прошло еще несколько лет, утекло столько времени сквозь сито дней, мы с другом немного повзрослели – и годами, и душой, постепенно становясь более циничными и прагматичными. И та далекая поездка мне снова напомнила о моей истерзанной душе: по пути к этому заброшенному дому я укрепился во мнении, что есть какие-то невидимые циклы в жизни каждого. И мне подумалось, что всё, так или иначе, возвращается на круги своя…