К. была обычной девушкой. После школы институт, потом работа. Мужа и детей не случилось. Да и из родительского гнезда она так и не выпорхнула. В 28 лет появились визуальные и слуховые галлюцинации. Она рассказала о том, что видит и слышит родителям, ее отправили на лечение. Лечение состояло из таблеток и уколов. Спустя две недели К. вернулась в реальность. Которая была мягко говоря, удручающей. Обшарпанные стены, скудная и полу съедобная еда, грубые санитарки, строгий распорядок дня, решетки на окнах и странные люди вокруг. К. и сама была странной, но на собственную странность мало кто обращает внимание. Постоянно хотелось есть.
У пациентов была привычка прятать хлеб, но с этим боролись так как в отделении водились мыши.
Первые полторы недели К. провела в наблюдательной палате, откуда не разрешалось выходить никуда, кроме как в туалет или в столовую, когда приходило время завтрака, обеда или ужина. В палате было семнадцать коек. Перед К. лежала женщина, которая постоянно с кем-то говорила. На ночь еще привязывали, а она смеялась. Была совсем и молоденькая девушка, почти еще подросток. Она первая подошла к К., когда К. только привели в палату.
– Привет.
– Привет.
– Первый раз здесь?
– Первый.
– Меня О. зовут.
– А меня К.
– Пить хочешь?
– Хочу.
– Сейчас принесу. Ты только не бойся.
О. было семнадцать лет. Она жила в приемной семье. Была инвалидом детства. По совместительству добрым человеком.
Через две недели К. перевели в палату “общего режима”. Разрешалось ходить по коридору, к окнам почему-то подходить запрещалось. За окном было лето и пели птицы, на решетке паук плел паутину, а вдали слышался шум от газонокосилки. Больница находилась почти за чертой города, людей за окном видно не было. Ещё
можно было смотреть телевизор: после тихого часа и ужина. Нельзя было смотреть только новости.
От лекарств у К. вскоре начался тремор рук и начал заплетаться язык. Лечение скорректировали. Язык заплетаться прекратил, тремор остался.