Посвящается моему вечному другу, опоре и поддержке,
моему отцу Трушенкову И.Л.
Глава 1
Наро-Фоминская область, 1940 год
Золотистая тонкая нить паутины слегка покачивалась в сенях. На нее попадали солнечные лучи, но Севку это не раздражало. Он лежал, даже не поворачивая голову в сторону окна. Потому что, знал – мать уже проснулась. Она всегда вставала рано, и не услышать ее тяжелую поступь было невозможно. Она выходила к умывальнику, дергала его за носик, Севке казалось, что это происходило раз десять, не меньше, омывала лицо ледяной водой и только потом выгоняла корову. Грохотала ведрами и дверным замком. Севка знал до секунды, сколько времени это занимает. И тихо лежал. Июньский рассвет уже пробивался настолько, что полосатая простынь вся скомкалась и налипла на него. Может, он даже ждал этого.
– “Севка, вставай!” – тяжелый голос матери ухнул за деревянной дверью.
А в углу раскачивался паучок. На секунду Севке захотелось даже стать им, но он откинул эти глупые мальчишеские мысли, и с огромной неохотой, поставил на пол босые ноги. Стало приятно. Доски еще не нагрелись от летней жары. Ему безумно захотелось есть, и он даже был рад, что ночь позади, а мать суетится по дому.
“Ешь!” – мать почти швырнула перед ним миску с теплым молоком и положила ломоть ржаного хлеба. Ее голос звучал низко и строго, но Севку это не задевало. Он смотрел, как она надевает высокие резиновые сапоги, чтобы выйти во двор.
На секунду вспоминал отца, но молча набивал рот хлебом, и отворачивался к ставням. Солнце уже прилично палило, но их комнату закрывали кружевные занавески-паутинки.
Так их называла соседка Лиза, огромная и крикливая бабища, лапы которой напоминали Севке нечто сказочное. Глядя на нее, он часто представлял себе зеленого лешего из соседнего леса. Но Лиза его не пугала. Несмотря на крикливость, на ее лице была одна деталь, которую Севка заметил еще года три назад – когда она была довольна, в левом уголке губ у нее появлялась симпатичная ямочка.
