Жили-были Дед и Бабка. Дом их стоял на окраине огромного леса. А в лесу жили-были разные звери – белки, зайцы, волки, лисы и медведи. Они ходили, бегали, скакали. Жили там и птицы разные – синицы, трясогузки, филины, вороны. Чирикали, свистели, трещали, каркали. И у всех был один завет – жить, не тужить.
Однажды тёплым солнечным утром вышел Дед на крыльцо. Полюбовался зелёной лужайкой, что мягким ковриком перед домом расстилалась, да белыми цветками клевера, вдоль забора рассыпанными. Постоял, вдыхая ароматы лета, послушал птиц, что на все голоса щебетали – фьюи-фьюи, чик-чирик, трык, вжих, тик, пью-и-и-и. И так ему стало хорошо, что от удовольствия он зажмурился. Захотелось чего-то вкусного, сладкого, ароматного, как в детстве.
Вернулся Дед в дом, а там Бабка тарелки моет у рукомойника, да полотенцем вытирает.
– Бабка, а давай-ка мы с тобой Колобка сварганим? – предложил Дед.
– Где же я столько муки-то возьму? Ведь, немало надобно, – растерялась Бабка.
Хлопнул Дед по серым заштопанным штанам, застегнул единственную пуговицу на клетчатой фланелевой рубашке и уверенно заявил:
– А я намету!
Взял он с печки миску и пошел в амбар. Бабка недоверчиво ему вслед поглядела, повязала косынку, расправила складки на белом, в красный горошек, фартуке и стала ждать. Вскоре Дед вернулся с плошкой, полной муки.
– Откуда же столько-то? – ахнула Бабка. Поворошила пальцем муку в миске, пригляделась – хороша ли?
– Да по сусекам намёл! – обрадовался Дед удивлению Бабки.
Пока Бабка муку разглядывала да удивлялась, Дед о важном деле вспомнил. Взял с подоконника полено, оглядел обтёсанные края, покивал и принялся за работу. Ловко орудовал Дед инструментами, по одному вытаскивая их из большой хозяйской сумки – долото, стамеска, молоточки всякие. Постепенно обычный чурбачок стал похожим на фигурку медведя.
Бабка тем временем мукой занялась, что Дед из амбара принёс. Чтобы Колобок пышным да вкусным получился, мука нужна только белая и сухая, а не лежалая и затхлая. Для этого её надо через решето просеивать, чтобы воздухом надышалась. Достала Бабка решето и завела тихонько песню старинную, что в их семье испокон веку пели:
На сметане ты мешан,
В печку ты сажен,
На окошке стужен,
Колобок, Колобок…
Пока пела, мука через решето вся и просыпалась. Закваска из хмеля в самый раз пригодилась. Нашлись у Бабки и масло, и сметана, и горсть изюма с курагой.
Все смешала и давай тесто мять. Месила, месила, крутила, крутила, а потом в тугой шар свернула и на печку доходить положила. Полежал шар на печке и стал высоким да пышным. Давай Бабка снова его мять. Месила, месила, крутила, крутила и снова в тугой шар завернула. Повторяла так ещё пару раз, а потом положила Колобка на большую лопату, сбрызнула водой и в печь отправила. В ладоши хлопнула и села отдыхать.
Колобок не сразу догадался, что его Бабка и Дед не слышат. Что-то липкое шлепнулось в тесто. Он почувствовал Бабкины руки и закричал:
– Ура, я родился!
В ответ получил настоящее замешательство. Его вертело и крутило, бока мялись и давились. Руки у Бабки сильные, ловкие, казалось, что Колобок вот-вот выскользнет из них и упадёт, но Бабка снова его подхватывала и кружила, кружила. Потом свернула в шар и оставила в покое.
Подошёл Дед, поглядел и говорит весело:
– Ну ты посмотри, какой круглый да ладный получился! Всего в меру?
– Ура, я родился! – снова громко закричал Колобок.
Но Дед с Бабкой и на этот раз его не услышали. Они ушли, и стало тихо. Загрустил Колобок. Вскоре Бабка вернулась и переложила его на твёрдую деревянную лопату.
– Жили-были Дед да Бабка и любили Колобка, – проговорила она шёпотом и перенесла Колобка во что-то тёплое и душное. И дверцу закрыла.
Тепло постепенно усиливалось, потом стало жарким, обжигающим, через несколько минут невыносимым.
– Спасите! Спасите! – громко закричал Колобок.
Бабка тут же открыла дверцу и вынула его.
– Нет, рано, не подрумянился ещё, – услышал Колобок и закричал ещё громче: – Ой, горячо мне!
Но Бабка его не услышала, и он снова оказался в печке. Дверца захлопнулась.
Колобок терпел, стало еще жарче. Но вот дверца вновь загрохотала и распахнулась. Его вынули из печи, и он услышал голос Бабки:
– Ой, какой румяный да круглый получился наш Колобок. Дед, иди-ка сюда, полюбуйся.
– Пышный. Сдобный. А ароматный-то какой – м-м-м, – раздался голос Деда. – А горячий-то какой, горячий. Клади его сюда. Пусть немного остынет. Клади, клади. Не надо, не накрывай, убери ты свою салфетку.
Колобок чувствовал, что его несут, затем кладут на холодный поднос, дуют, машут.
– Смотри, Дед, будто солнышко он на нашем подоконнике, – радовалась удачной выпечке Бабка.
Ароматы свежей выпечки разносились по всему дому. Полюбовалась она ещё Колобком, да и распахнула окошко:
– Так-то лучше. Немного ветерком обдует.
И пошла стол к обеду накрывать.
– Ти-ти-тьюить-Ти-ти-тьюить! Какое прекрасное утро. И пахнет так вкусно!
Что-то больно укололо Колобка в бок.
– Ой, больно! – воскликнул он.
– Ти-ти-тьюить. Простите-простите. Я думала, вам не больно. Простите-простите. Я больше не буду!
– Ты меня слышишь? – недоверчиво спросил Колобок.
– Да, конечно, слышу, ты громко кричишь. Почти как я.
– Ура, ты слышишь меня! – громко закричал Колобок.
– Ти-ти-тьюить, да, да, да. И ещё вижу.
– Видишь? А как это?
– Это очень просто. Вот смотри.
Кто-то больно два раза клюнул Колобка в самую макушку.
– Ай, ай! – закричал он.
– Ти-ти-тьюить. Всё, открывай глаза.
Первое, что увидел Колобок, были маленькие блестящие глазки птички с чёрной головкой и жёлтой грудкой.
– Ты кто?
– Ти-ти-тьюить, я синица – лесная птица. Я оттуда прилетела, вот погляди, – и птичка махнула крылом в сторону леса.
– Я не только слышу, но и вижу? Ура! – радостно закричал Колобок.
Он огляделся. Вот кровать, стол. Вот Дед сидит, что-то мастерит. А вот печь, где ему было так больно и жарко. Бабка у стола хлопочет, тарелки расставляет.
– Скоро уже? – услышал он низкий голос Деда.
– Да, почти готово, – отвечала ему Бабка.
– Ура, я родился, я слышу и вижу! – снова закричал Колобок.
К окошку подошли Дед с Бабкой. Поглядели на Колобка, заулыбались.
– Эх, хорошо, что окно открыла. Быстро остудился наш Колобок. – сказал Дед.
– А чего ж ему в духоте-то томиться. Вон как славно на ветерке-то остудился. Ещё румяней стал, гляди-ка. – заметила Бабка.
Колобок, выпятил грудь колесом, заулыбался и представился:
– Ко-ло-бок! У меня румяный бок. У меня внутри изюм. Говорящий я и ум…
Договорить он не успел.
– Ух, в животе бурчит, так есть охота. – проговорил Дед и потянулся рукой к Колобку. – Может, отщипну кусочек-то?
– Да ты чего? Вот сядем за стол, тогда ножиком и разрежем, – хлопнула его по ладони Бабка.
