Я за маму, если что, – горой!
Хоть и не была ее подружкой,
Не шептала перед сном: «Укрой…»
И секреты глупые на ушко.
Строгая как штурман корабля,
Аж со мной «в ежовых рукавицах»,
Не ловила в небе журавля,
Может, тосковала о синице?
Чуть стемнеет: «По домам пора!»
И на лбу морщинка проступала.
Юлька из соседнего двора
Вредной бабкой маму обзывала.
Жутко обижалась на подружку,
Хлесткие слова переживая.
Моя мама вовсе не старушка,
Просто она… очень пожилая.
Я была готова в драку лезть,
Маму от поклепа защищая.
Мне она нужна, какая есть:
Хмурая, немодная, смешная.
Чтоб унять предательскую грусть,
Порыдала в уголочке сада
И решила: вредная – и пусть!
Мне другой, хоть золотой, не надо.
А соседке учинила месть —
Пролила на туфли ей чернила.
Как могла, отстаивала честь.
Троечницу Юльку не простила!
Сколько зим промчалось, сколько лет —
Мы тогда в шестом учились классе?
Жизнь бурлит. А мамы рядом нет.
Только свет души ее в запасе.
Да кольцо на память – бирюза,
Скромное, но брюликов дороже.
Глажу фото. Серые глаза…
И коса… И платьице в горошек…
Мы уже ровесницы давно.
Нет, не так. Я все-таки взрослее.
Жизнь прошла: не хроника-кино
И не листопад в сырой аллее.
Вглядываюсь в образ сквозь года,
Оторваться от него не в силах:
Как она безумно молода,
Как обворожительно красива!
Я давно не верю в чудеса
И порой отчаянно жалею,
Что былое не вернуть назад,
Маму не окликну, не согрею.
Как река не развернется вспять,
Так и мы становимся мудрее.
Лишь с годами истину понять:
Матери уходят, не старея.
Внук ликует: «Бабушка найдет,
Икс в квадрате. Для нее несложно».
Из ребячьих уст оно как мед,
А вот остальные – осторожно!
К остальным: пожалуйста, потише,
Не бросайтесь словом «пожилой»!
Не всегда приятно это слышать
Людям с нестареющей душой.
Новая морщинка? Ну и что же…
Главное – погода хороша!
Я надену платьице в горошек,
Юлька кормит грудью малыша.
И вперед: деля, слагая, множа,
Радуясь, страдая и греша,
Зная, что воскреснет и поможет
В трудный час родимая душа.