Яна натянула одеяло на голову и согнула ноги в коленях.
Сто, девяносто девять, девяносто восемь…
Надо уснуть, а то тетка опять с самого ранья завтра поднимет. Куриц кормить (или “курей”, как та их называет), корову пастуху вывести, дома прибираться. Хоть в огороде не заставляет возиться, и на том спасибо.
Девяносто семь, девяносто шесть…
А вот не тупила бы, и нормально лето прошло. С интернетом, телчиком, катками, вылазками на сходки анимешников, любителей комиксов и настолок. Как и положено в 16 лет. Если бы не контент 18+, за просмотром которого ее застукала мама неделю назад.
Девяносто пять, девяносто четыре…
Яну словно током ударило от одного воспоминания. Захотелось сжаться до размеров одного атома. И исчезнуть. Такая теория большого взрыва наоборот. А взрыв тогда получился нехилый. Яна рыдала, стоя на коленях, пыталась обнять маму. Та отталкивала ее руки и бормотала: «Смотреть на тебя противно. Ох, Господи, прости меня. За мои грехи мне такое послано».
Девяносто три, девяносто два…
Сестра ее, теть Зоя, подтвердила догадку. И даже сказала, за какой именно грех. Мама не умеет отключать громкую связь, а стены в однокомнатной «хрущевки» картонные, с кухни все слышно.
«Это все потому, что чадоубийство хотела сотворить, когда тебя Васька на втором месяце бросил. Добро хоть я тебя отговорила. Ну ничего, пусть у меня поживет до конца лета. И по хозяйству мне помощь, и с блудом этим помогу ей справиться. Воля моя крепка». – Теткин шершавый голос будто наждачкой прошелся по Яниным ушам.
Девяносто один, девяносто…
Теть Зоя была еще более верующей, чем мама. Жила в деревне, на отшибе. Большую часть денег с продажи «экологичных фермерских продуктов», а именно, яблок, молочки и яиц, относила в местный храм, который сама помогала отстроить еще в девяностые. Выглядела намного старше, хотя разница у сестер была всего три года. У нее уже пропали коренные зубы, а от носа к уголкам губ тянулись глубокие морщины. При этом, она, как нарочно, любила состроить «козью морду», от чего у Яны дергался глаз.
Восемьдесят девять, восемьдесят восемь…
Подул ветер. Ветка яблони ударила в окно. Яна вздрогнула и прикрыла уши руками. Вот оно, опять. В этой комнате и днем-то невозможно находиться. Такое чувство, как будто кто-то невидимый не то, что пялится – ощупывает тебя взглядом. А ночью вообще трэшак начинается, если вовремя не уснуть.
Восемьдесят семь, восемьдесят шесть…
До этого они с мамой гостили у тетки всего один раз. Тогда еще Яна только научилась говорить, года четыре ей было. И что-то здесь было по-другому. А вот что? Попробуй вспомни.
Кажется, в этой комнате тогда кто-то жил. Яна припоминала, что тут почти всегда было закрыто.
Восемьдесят пять, восемьдесят четыре…
Снова стук по стеклу. На этот раз, как будто ногтями дробь отбивают. Нет, это ветка, и не надо тут дурковать! Поскорее бы уснуть.
Восемьдесят три, восемьдесят два…
Скрипнула половица. Яна отодвинулась к стене и почувствовала, как кто-то присел на край кровати.
Восемьдесят один, восемьдесят…
Тощее существо небольшого роста улеглось рядом с Яной, толкнуло ее в бок и потянуло одеяло на себя.
***
Какое-то время Яна барахталась в густом, вязком, душном кошмаре. Словно попала обратно в материнскую утробу. Хотя, скорее это была антиутроба – место, состоящее из первобытного страха и стыда. Покой и забвение пришли с первыми солнечными лучами и звуками деревенского летнего утра. В голове крутилось странное слово, которое нашептывало ей то нечто из сна. Амбар? Абырвалг? Яна не запомнила толком.
Она прислушалась. Теть Зоя ещё спала. Значит, даже пяти утра нет. Яна осторожно села на кровать и поставила босую ногу на мягкий прикроватный коврик, связанный из старых колготок. Пружины не скрипнули. Она также медленно разогнула вторую, оперлась о пол и встала. Затем на цыпочках подошла к покрытой толстым слоем краски деревянной двери шкафа, украшенной советским шпингалетом, напоминающим чей-то профиль с длинным, загнутым носом.
Тогда, неделю назад, она впопыхах и на нервах скидала туда свои вещи как попало. Сейчас почему-то захотелось их разобрать. Найти футболку с героями «Геншин Импакт». И облегающий сарафан цвета хаки с декольте, который смотрелся на ней просто супер. И ветровку оверсайз, сшитую на манер полицейской формы, с нашивкой «провинция». Хоть что-то, напоминающее о городской стабильности и размерености, в которой не было места странным снам, теткиным козьим мордам и колючему, мерзкому чувству, которое теперь делило с ней комнату и постель.
Яна вынула «нос» шпингалета из петли, и, придерживая дверь, начала копаться в одежде. В самом углу шкафа рука нащупала что-то странное, чужое, заскорузлое, покрытое толстым слоем пыли. Яна поморщилась и потянула это на себя. «Чужими» в царстве её вещей оказались пожелтевшие и слипшиеся детские кеды. Точнее говоря, совсем детские. Яна такие никогда не носила, даже в два-три года, когда они пришлись бы ей впору.
Почему-то стало не по себе от этой находки. Сначала захотелось просто отнести их до мусорного бака, чтобы не лежали тут, рядом с её вещами. Но Яна решила, что идти на улицу через теткину комнату сейчас – не лучшая идея. В итоге, кеды оказались на своем прежнем месте, а она – в кровати, под одеялом. Вскоре её накрыла прохладная утренняя дрема, совершенно непохожая на то, в чем она пыталась выжить всю ночь.
***
– Янка, вставай! – Теть Зоя попыталась сдернуть одеяло.
–Нуу, – протянула Яна, цепляясь за него обеими руками.
–Вставай, говорю. На службу опоздаем.
–Чего? – Яна глянула на тетку, продолжая цепляться за края пододеяльника.
– Вижу, бесы тебя крутят. Спишь плохо. Вот сходим на службу – и легче станет. Яна медленно поставила ноги на ковер, пошарилась в поисках резиновых тапок и пошла к умывальнику. У теть Зои даже душевой кабинки не было, как, к примеру, у хозяев соседнего участка. «Мужские руки нужны», – причитала та, каждый раз, когда соседка предлагала недорого выкупить материал для постройки.
