Многое из того, что произошло, вызывает у меня недоумение. Но, думаю, теперь я начинаю это понимать. Вы называете меня чудовищем, но вы ошибаетесь. Чрезвычайно ошибаетесь!
Я попытаюсь доказать вам это на бумаге. Надеюсь, у меня будет время дописать.
Я начну с самого начала. Я родился, или был создан, полгода назад, 3 ноября прошлого года. Я настоящий робот. Многие из вас, кажется, сомневаются в этом. Я сделан из проводов и шестеренок, а не из плоти и крови.
Моим первым воспоминанием было чувство, что я прикован, и так оно и было. Три дня до этого я видел и слышал, но как-то сумбурно. Теперь мне захотелось встать и внимательнее рассмотреть странную движущуюся фигуру, которую я столько раз видел перед собой и которая издавала звуки.
Движущейся фигурой оказался доктор Линк, мой создатель. Он был единственным, кто перемещался, из всех объектов, попавших в поле моего зрения. Он и еще один объект – его собака Терри. Поэтому эти два объекта интересовали меня больше всего. Я еще не научился ассоциировать движение с жизнью.
Но в этот четвертый день мне захотелось подойти к двум движущимся фигурам и издать в их сторону несколько звуков. Особенно это касалось меньшего из них. Его звуки были беспокоящими, будоражащими. Мне хотелось подняться и заставить их замолчать. Но я был прикован. Они удерживали меня, чтобы я в своем состоянии отсутствия разума не сбился с пути и не привел себя к безвременному концу или не причинил кому-то вред.
Эти вещи, конечно, доктор Линк объяснил мне позже, когда я смог разобраться в своих мыслях и все понять. В те три дня я был как ребенок – человеческий ребенок. Я не такой, каким были другие так называемые роботы, – всего лишь автоматизированные машины, призванные подчиняться определенным командам или воздействию определенных сигналов.
Нет, я был оснащен псевдомозгом, способным воспринимать все доступные человеческому мозгу источники информации. И с возможностью со временем научиться рассуждать самостоятельно.
Но в течение трех дней доктор Линк очень беспокоился о моем мозге. Я был похож на человеческого ребенка и в то же время на восприимчивую, но совершенно неуправляемую машину, подчиняющуюся прихоти механических случайностей. Мои глаза обращались в сторону, когда на пол падал клочок бумаги. Но фотоэлементы, способные делать то же самое, были созданы и раньше. Мои механические уши могли поворачиваться, чтобы лучше воспринимать звуки с определенного направления, но любой ученый мог повторить этот фокус с помощью звуковых реле.
Вопрос заключался в том, сохранял ли мой мозг, к которому были подключены глаза и уши, эти разнообразные впечатления для последующего применения? Есть ли у меня, короче говоря, память?
Три дня я была как новорожденный ребенок. А доктор Линк был похож на озабоченного отца, размышляющего о том, уж не родился ли его ребенок безнадежным идиотом. Но на четвертый день он начал опасаться, что я становлюсь диким животным. Я начал издавать хрипящие звуки своим голосовым аппаратом в ответ на резкие звуки, которые издавал пес Терри. При этом я тряс своей шарнирной головой и напрягался, пытаясь справиться со своими узами.
Некоторое время, как рассказывал доктор Линк, он боялся меня. Я казался ему не более чем разъяренным существом из джунглей, готовым вот-вот сорваться с цепи. Он был готов уничтожить меня на месте.
Но одно обстоятельство заставило его передумать и спасло меня.
Маленький зверек Терри, злобно лаявший, внезапно бросился вперед. Вероятно, оно хотело меня укусить. Доктор Линк попытался отозвать его, но было уже поздно. Почувствовав, что мои гладкие металлические ноги не поддаются, собака с безрассудной храбростью вскочила ко мне на колени, чтобы вцепиться в горло. Одна из моих рук схватила его за середину и удержала. Мои металлические пальцы сжались слишком сильно, и собака издала болезненный визг.
Мгновенно моя рука разжалась, позволяя животному вырваться! Мгновенно. Мой мозг интерпретировал звук именно в соответствии с тем, каким он был. Сработала длинная цепочка воспоминаний-ассоциаций. За три дня до этого, когда меня только вернули к жизни, доктор Линк случайно наступил на ногу Терри. Собака взвизгнула от боли. Я видел, как доктор Линк, рискуя потерять равновесие, мгновенно отдернул ногу. Терри перестал визжать.
Терри взвизгнул, когда я крепко сжал руку. Он затихал, когда я разжимал руку. Воспоминание-ассоциация. То, что психологи называют рефлекторной реакцией. Признак живого мозга.
Доктор Линк рассказал мне, что он издал возглас полного триумфа. Он сразу понял, что у меня работает память. Он знал, что я не безвольное чудовище. Он знал, что у меня есть мыслительный орган, причем первоклассный. Почему? Потому что я отреагировал мгновенно. Позже вы поймете, что это значит.
Я научился ходить за три часа.
Доктор Линк все-таки немного рисковал, развязывая мои оковы. У него не было уверенности в том, что я не буду просто тупить, как неумная машина. Но он знал, что должен научить меня ходить, прежде чем я научусь говорить. Точно так же, как он знал, что должен оживить мой мозг, полностью связав его с конечностями и псевдоорганами, которыми мне впоследствии предстоит пользоваться.
Если бы он просто отключил мои ноги и руки на те первые три дня, мой пробуждающийся мозг никогда бы не смог использовать их, будучи подключенным позже. Как вы думаете, если бы у вас вдруг появилась третья рука, смогли бы вы когда-нибудь ею воспользоваться? Почему излеченному паралитику требуется так много времени, чтобы вновь обрести возможность пользоваться своими природными конечностями? Ментальные слепые зоны в мозге. Доктор Линк разобрался во всех этих странных тонкостях психики.
Сначала ходьба. Потом разговор. Это проверенное правило, которым люди пользуются с самого зарождения своего вида. Человеческие дети лучше и быстрее всего учатся именно таким образом. А я был именно таким ребенком, если не телом, то умом.
Доктор Линк затаил дыхание, когда я впервые попытался подняться. Я медленно встал, покачиваясь на своих металлических ногах. В голове у меня был трехмерный спиртовой уровень, электрически связанный с моим мозгом. Он автоматически указывал мне, в каком направлении находится горизонталь, вертикаль и диагональ. Однако мой первый неуверенный шаг не увенчался успехом. Мои коленные суставы разогнулись в неправильном направлении. Я грохнулся на колени, которые, к счастью, были снабжены толстыми защитными пластинами, чтобы не повредить более тонкие шарнирные механизмы, расположенные позади.
Доктор Линк утверждает, что я поднял на него глаза, как испуганный ребенок. Затем я начал ходить на коленях, находя это занятие несложным. Дети делали бы это охотнее, только вот это причиняет им боль. Я не знаю боли.
