В университетском колледже Лондона есть кабинет, о существовании которого мало кто догадывается, потому что путь к нему лежит вниз по лестнице, которой почти никто не пользуется: вдоль по заброшенному коридору, через два пожарных выхода, которые заканчиваются вроде как тупиком. Шторы в кабинете задернуты наглухо и навечно, поэтому тут царит полумрак; впрочем, света достаточно, чтобы различить дубовый письменный стол, кожаное кресло, застекленный шкаф и полки, прогибающиеся под тяжестью папок, документов и справочников. На стене позади стола висит оправленное в рамку фото пожилого мужчины, который сидит в тенистом саду и читает захватанный экземпляр «Чумы» Камю. Мужчина облачен в твидовый костюм от «Харрис», на носу у него очки в стальной оправе, а на запястье поблескивают ролексы 50-х годов. Тщательно расчесанные волосы разделены на прямой пробор. Лицо у него доброе. Портрет прекрасно вписывается в интерьер – или интерьер подобран под стиль портрета.
За столом сидит и проверяет сочинения профессор Юстасия Амелия Роуз, глава кафедры токсикологи растений Университетского колледжа Лондона – то есть я. Уже девять месяцев прошло с момента, как я вышла из продлившегося целый год отпуска, но мне до сих приходится туго. Временами я страстно тоскую по одиночеству, которым наслаждалась весь этот год, и по возможности делать то, что мне по душе: заниматься научными исследованиями, позабыв о бессмысленном бюрократизме, крючкотворстве и назойливых пересудах. А потом эту спокойную полноту бытия у меня отняли. Не люблю распространяться о тогдашних трагических событиях, достаточно сказать, что в тот год я потеряла нечто ценное. Нечто незаменимое.
И все же я благодарна за возможность вернуться в стены университета, где рождаются идеи и вдохновение. Я даже постепенно набираюсь смелости общаться с коллегами, и хотя с преподаванием у меня теперь все обстоит иначе, нежели год назад, я получаю определенное удовольствие от работы с нынешним курсом (а это огромная толпа студентов). Мне сорок пять, и я осознаю, что университет дал мне второй шанс, позволив возобновить научную карьеру с того места, где она прервалась. Я осознаю, какая это огромная привилегия, и пусть только кто-нибудь или что-нибудь попробует снова встать на моем пути.
Я закончила проверять последнее сочинение, сняла очки, включила настольную лампу и отчаянно заморгала – таким ярким оказался ее свет в незаметно наступившей темноте. Теперь стало понятно, почему у меня от напряжения горят глаза и почему в здании царит полнейшая тишина. Я сверилась с ролексами на запястье, они показывали одиннадцать вечера. Тихонько присвистнув, я собрала пожитки и уложила их в сумку, но, прежде чем уйти, задержалась перед фотографией на стене – стекло отразило тот же твидовый костюм от «Харрис», те же очки в стальной оправе и короткие, аккуратно расчесанные на пробор волосы, что и у мужчины на фото. Я легонько постучала по стеклу рядом с его головой и сказала:
– Спокойной ночи, отец. Увидимся завтра.
Вступив в главный вестибюль университета, я заметила у выхода какого-то неприкаянного студента и сразу поняла, кто это – тот самый нетерпеливый аспирант, встречи с которым я избегала как могла последние несколько месяцев. У меня всегда было плохо с именами, так что со временем я разработала собственную методику: стала давать людям имена похожих на них растений. Этот молодчик заработал себе прозвище еще на последнем курсе. Я назвала его Борщевиком (на латыни Heracleum mantegazzianum), в честь высоченного раскидистого растения, в чьих листьях содержится фототоксичный сок, который при попадании на кожу вызывает фитодерматит, волдыри и в итоге может даже оставить шрамы. Борщевик заслужил свое прозвище не только благодаря невероятному росту, огромным лапищам и красному, покрытому сыпью, лицу, но и талантом раздражать меня до ощущения физической боли – по крайне мере, до мигрени он доводил меня уже не раз. Понятия не имела, кого он поджидает, но заподозрила, что именно меня, учитывая упорство, с которым он искал встречи, и тщательность, с которой я этих встреч избегала. Я тихонько застонала, нырнула за колонну и осторожно выглянула.
Обычно я старалась не задерживаться взглядом на его лице, но сегодня он выглядел как-то особенно странно. Это учитывая слишком короткие для его длинных ног штаны, куртку на несколько размеров меньше нужного, шерстяную шапку горчичного цвета, ужасно сочетавшуюся с покрытым пятнами лицом, и огромные наушники, в которых голова казалась неестественно маленькой. Я не могла сказать, в чем состоит эта новая странность, но что-то в его облике явно изменилось. Он мерил вестибюль нетерпеливыми шагами, и я, выждав момент, когда он повернулся ко мне спиной, развернулась на каблуках и двинулась было к служебному выходу.
Только вот отполированный пол вестибюля сыграл со мной дурную шутку, и скрип каблуков эхом разнесся по пустынному пространству. Через плечо я заметила, что Борщевик сдернул с головы наушники и развернулся в мою сторону.
– Проф?
Ясное дело, после того, как он меня заметил, не было смысла скрываться через служебный выход, поэтому я со всей возможной скоростью направилась к главным дверям. Бесполезно – с такой разницей в длине шага, как у нас, Борщевик догнал меня в мгновение ока.
– Есть время перекинуться парой слов?
Тонкий, неестественный звук, похожий на скрип ножа по тарелке, донесся из его наушников, и у меня от него аж зубы заныли, но я продолжала спешно шагать к дверям, не сбавляя скорости.
– Не сейчас, я и так опаздываю.
Понятное дело, я соврала.
– А куда вы идете?
– Мне нужно в лабораторию.
Еще одна ложь.
– Тогда я с вами.
– Не стоит. Мне нужно кое-что оттуда взять и убежать. Я опаздываю.
– Куда?
– Прошу прощения?
– Куда вы опаздываете?
Я замерла, растерявшись.
– Это не твое дело.
Будь у меня возможность поразмыслить логически, я бы не побежала вверх по пустой лестнице в глубину безлюдного здания в ситуации, когда мне в спину дышит подозрительный тип. Мне бы стоило выбежать наружу, в гущу людей, у которых можно попросить помощи. Но что-то в облике Борщевика сегодня тревожило меня и лишало ясности мысли.
Я добежала до этажа, где располагалась моя лаборатория, толкнула дверь и, запыхавшись от усилий, побежала по коридору. Вскоре уже оказалась у входа в лабораторию, но не успела вынуть из кармана шнурок с пропуском, как передо мной возник Борщевик. Он схватил меня за запястье огромной рукой и стиснул пальцы.