У каждого свой вечный город. У одного – Иерусалим, у другого – Одесса, а у меня – Тбилиси.
Кто только не писал о нем – теплом и любвеобильном – Пушкин и Лермонтов, Дюма и Марко Поло. Говорили о нем – соединившем в себе Запад и Восток, – разное, лестное и вампиры-завоеватели, и бездельники-путешественники. Что случится, если и я приложу к этому делу свою неопытную руку? Думаю, что рога от этого ни у кого не вырастут, а бумага, она все стерпит.
…… ….. …..
Дезертирский базар ярко освещен солнцем. Недалеко от входа на тротуаре возле небольшой мусорной кучи сидят с огромными красными тазами две азербайджанки, торгуют зеленью.
Одеты они типично: цветастые широкие турецкие кофты, длинные темные юбки, тапочки на босу ногу. На головах накручены всевозможными узлами платки. Выражение лиц такое же, как у всех людей, долгое время занятых крестьянским трудом, независимо от того, где они живут: в сибирской деревне или в ауле под Кандагаром. Обе попеременно вяло выкрикивают на русском:
– Эй, иди, киндза, петрушка, рехан. Пара – пятнадцать! Куда идешь? За десять отдам…
К одной из них подходит немолодая женщина, одетая с претензией на вкус, и начинает долго торговаться.
Через пятнадцать минут, скупив почти задаром огромный мешок зелени, она уже собирается уходить. Но вдруг, заметив на скамейке 2 – 3 шоколадные конфеты, только приготовленных для чаепития, незаметно сует одну в карман.
Одна из азербайджанок что-то тихо говорит другой. Пострадавшая скользит ленивым взглядом по вороватой клиентке, смеется во весь рот, полный золотых зубов, и миролюбиво машет рукой.
– Ва-ай, Аллах…
Покупательница, ничего не заметив, вперевалку идет дальше. Торговки, поджав толстые ноги, садятся пить чай из пластмассовых стаканчиков, что-то весело обсуждая между собой.
…Даруй мне, Господи, их незлобие.
…… ….. …..
10 часов утра. Маршрутка лавирует по узким улицам Мтацминда. Затем стремительно спускается вниз, к Сололаки. Пассажиры, трясясь, подпрыгивают на ухабах и рытвинах и вынужденно наслаждаются мелодичностью грузинской эстрады из авторадио. Кто-то, перекрикивая музыку, выясняет отношения по мобильнику, используя неформальную лексику.
Через окно, крест-накрест заклеенное скотчем, видно, что маршрутка поравнялась с инвалидкой, вооруженной двумя костылями, восседающей на стуле прямо на проезжей части.
Шофер резко тормозит, протягивает в открытую форточку горсть мелочи и весело кричит:
– Как поживаешь, тетя Маро?
В уличном шуме ответа не слышно, но видно, что просительница одаривает подателя беззубой улыбкой, и, на секунду выпустив костыли, приветственно машет рукой в воздухе.
Маршрутка тут же срывается с места. Через заднее стекло видно, что следующая машина так же тормозит у импровизированной таможни.
– Кто это? – спрашивает один из пассажиров, свернув голову назад.
– Сололакская Маро! – с оттенком уважения отвечает водила. – Уже два года здесь сидит. Даже менты ее не трогают. Нельзя… Все маршруточники ей при проезде подают. Знают, весь день будет барака1… У нее никого нет. Ноги почти не действуют, вот и сидит здесь целый день. Вечером соседи приходят, забирают домой…
– Что ты говоришь! – изумляется парень. – Ах, зачем раньше не сказал. Я бы тоже подал. На важное дело еду. Может, и мне бы помогло…
Шофер, пожав могучим плечом, прибавляет звук магнитофона. Маршрутка тем временем летит к мосту Бараташвили…
…. Как известно из жития Ксении Петербуржской ямщики зазывали ее утром прокатиться в своем экипаже. Каждый из них знал, что такой утренний вояж гарантировал удачный день.
Интересно, в чем причина популярности Сололакской Маро?
Придется подождать, пока все тайное станет явным.
…… ….. …..
Если копнуть дальше, в глубину веков, то в истории города обнаружится немало казусов, одновременно годных и для передачи «Что? Где? Когда?» и для еще ненаписанного Тбилисского патерика.
Вот, пожалуйста, вопрос на засыпку.
«В девятнадцатом веке в Сионском соборе во время службы произошло убийство. Назовите орудие преступления».
Не напрягайтесь напрасно, перебирая в уме все виды холодного оружия от кинжала до подсвечника. Дело было так.
«…В 1803 г., царица Мариам находилась в Тбилисском Сионском соборе на богослужении. Стоящий рядом с ней генерал Лазарев ее ущипнул. Разъяренная пошлой выходкой генерала, царица сняла свою туфлю (коши) и каблуком так ударила генерала по голове, что тот на месте умер». Так указывает К. Давиташвили в своей книге «Древние грузинские вышивки» причину создания покрова для аналоя, вышитого царицей во искупление грехов.
…… ….. …..
Вот вам второй вопрос для игры из того же источника.
«Что именно вывез шах Аббас I из Грузии и что потом вернул с богатыми дарами обратно. Проясните ситуацию и логику действий завоевателя».
Сдавайтесь без боя и умственного напряжения. Предание повествует:
«…Эту плащаницу шах Аббас I в 1614 г. взял в Персию и использовал как вальтрап2. Скоро в Персии распространилась какая-то заразная болезнь, принесшая населению большое бедствие. Шах Аббас счел это Божьей карой за осквернение плащаницы и вернул ее с большими дарами в Мцхета».
…Главное богатство города – это, конечно, его жители.
…Черные волнистые волосы лежат копной по плечам. Зеленые глаза и рост – метр с кепкой в прыжке – вот вам моя респондентка Джуля. Сидит на скамейке в Кировском парке и нервно клацает мобильником – делится впечатлениями.
– … Ты знаешь, у меня новая клиентка – шведка.
– И как ты с ней общаешься?
– Да нет проблем, – продолжает смачно чвакать жевачкой, – на английском, конечно.
– Когда ты успела его выучить?
– А чего там учить? По фильмам. Я же не глухая. Я и с шведкиным ребенком общаюсь.
– И как, понимает?
– Куда денется, – самодовольно улыбается. – Я ему говорю так, погромче: «Томми, гивми ехенд!» И за руку его поскорей хватаю, чтоб не удрал. Потом командую резко: «Гоу!», – и Джуля делает круговой взмах руки, будто ведет солдат в атаку. Потом оглушительно кричит. – «Му-ув!»…. Ну, он, конечно, идет.
– Ясно, а с самой хозяйкой как?
– Проще простого. Ты же знаешь, какая я способная. Четыре языка знаю в совершенстве: армянский, русский, грузинский и азербайджанский…. Вот она, например, что-то говорит мне в трубку, когда хочет, чтоб я с ребенком посидела, а я ей в ответ: «О, йес, йес». Она мне: «Добре! Добре!»
