Что б ни сулило вам воображенье ваше
Но, верьте, той земли не сыщете вы краше,
Где ваша милая, иль где живет ваш друг
Валентина Степановна была женщиной весьма практичной. В дальние «земли», на благодатный средиземноморский остров, она отправилась со своим «другом», а точнее, законным мужем Виктором Николаевичем Кошкиным. Но абсолютного счастья в своей душе, как ни старалась, обнаружить не смогла. А ведь совсем недавно – в родном Геленджике – она упивалась неизведанными ранее чувствами; считала, что счастливей женщины в мире нет. Пусть родное осеннее Черное море, которое Валя могла в любой момент увидеть с балкона своего нового дома, не радовало свинцово-серым цветом, и резким запахом водорослей, выброшенных на берег недавним штормом. Зато впереди ждало другое, Средиземное, по-летнему теплое и ласковое. А главное – внутри ее роскошного тела проистекала удивительная процедура знакомства друг с другом, и с окружающим миром, сразу пяти… нет, шести бунтарских душ. Сама Валентина с каждым мгновением словно впитывала в себя все лучшее, что захватили с собой из прошедших веков ее новые подруги. Она даже внешне менялась. И с удовольствием воспринимала изумление, и восторг Николаича, который один на всем белом свете мог угадать, кто именно так кокетливо поправляет прическу (Кассандра – кто же еще?!), а кто пританцовывает от радости – при виде очередной обновки, которыми Валентина баловала себя каждый день. По-прежнему юная арабская принцесса Дуньязада громче всех визжала в душе, когда Кошкина, а вместе с ней пять мятежных душ в первый раз попали в магазин женской одежды.
– Ну, это, конечно, не показ мод в Милане, – чуть смущенно улыбнулась Валя, когда перешагнула порог самого крупного в Геленджике торгового центра.
Ее «гостьям» поначалу хватило и этого. Валентина, не отмеченная особым талантом воображения, в то мгновение явственно представила себе, как внутри нее отвешиваются сразу пять нежных женских подбородков, и, как хищно и предвкушающе загораются глаза древних красавиц, имена которых были хорошо знакомы каждому цивилизованному человеку. Она и себя теперь относила к таковым. Вместе с остальными ипостасями собственного организма по вечерам смотрела не только канал ТНТ, но и (страшно сказать!) новостные передачи российского телевидения. Впрочем, тут у нее был вполне практический интерес. Кипр, куда она вместе с любимым мужем собиралась в первую свою заграничную поездку, ждал их в Средиземном море; на пути бесчисленных полчищ мигрантов из разгромленных городов Ближнего Востока в Европу.
Виктор Николаевич, еще раньше изучивший остров Афродиты вдоль и поперек (с помощью компьютера, конечно), успокаивал ее (а вместе с ней двух эллинок, венецианку, русскую княгиню, и принцессу сказочного Востока); он утверждал, что отели Кипра по-прежнему гостеприимны и комфортабельны; что они гарантируют своим гостям безопасность и незабываемый отдых. Впрочем – как поняла Валентина – сам Николаич собирался совместить приятное с полезным; иначе, зачем он взял с собой ноутбук? Может, он опять собирался в какое-то путешествие? Чтобы еще больше удивить соседей; ну и посрамить завистников, которых вокруг оказалось на удивление много.
Завистники, на что ни глянут,
Поднимут вечно лай;
А ты себе своей дорогою ступай:
Полают и отстанут
Валентина Степановна даже немного помечтала – попасть в неведомое прошлое вместе с мужем. Но погружаться до изнеможения в виртуальный мир… до такого изощренного насилия над своей душой, тем более, над душами гостий, пока не дошла.
– Буду отдыхать, и все! – громко заявила она, вздохнув глубоко и жалостливо – словно пахала несколько лет без отпусков на двух, а то и трех стройках, – а там как получится.
Еще и кулаком по столу стукнула. По плечу, или иной ранимой части любимого мужа она в последнее время не била. Больше того – иногда позволяла себе выслушивать его советы, и даже (!) следовать им. Вот и перед отъездом, в предвкушении первого в своей жизни полета, она сунула в дамскую (очень вместительную) сумочку первую попавшуюся книжку с полки, которая висела над новым компьютером супруга.
– Только чтобы Витька отстал, – сообщила она внутрь себя новым подругам, даже не взглянув на обложку.
А потом забыла и про нее, и про все остальное на свете – вместе с Пенелопой и Кассандрой, Ярославной, Дездемоной и Дуняшей – когда самолет оторвался от асфальта взлетной полосы, и в иллюминатор брызнуло мириадами лучей нестерпимо яркое солнце. Арабская принцесса едва не заставила Валентину сорваться с места, и пуститься в пляс прямо в узком проходе салона; но по нему уже катились тележки с аэрофлотовской снедью. Валентина наморщила свой носик; ее организм, вмещавший шестерку таких разных женских душ, удивительно быстро привык к дорогим, качественным и вкусным деликатесам. Но и сейчас она не отказалась ни от мяса неизвестного происхождения (названного говядиной), ни от жидкого картофельного пюре, ни от коробочки мультифруктового сока с соломинкой – «уплочено, ведь!».
А потом, с целью, прежде всего, вогнать в себя в сонное состояние, она отвернулась от иллюминатора, где не было видно ничего, кроме белесой пелены облаков, и неожиданно для себя выудила из сумочки книжку. И громко – почти на весь невеликий салон бизнес-класса – прочла:
– «Иван Андреевич Крылов. Басни».
Тут она изумилась еще больше. Не тому обстоятельству, что под руку попал именно этот увесистый том, а его толщине.
– Это сколько же он басен написал?! – почти ужаснулась она, едва не заехав обложкой книги по носу Николаича, уже уткнувшегося в свой ноутбук, – я думала, еще со школы, что их не больше десяти… ну, пятнадцать-двадцать. Ну, там, про мартышку и очки; или «А Васька слушает, да ест!»… А их тут…
Валентина лихорадочно пролистала всю книгу, остановилась на последней странице, и гордо доложила всем вокруг (прежде всего супругу и невидимым подругам):
– Сто тридцать три! И это только в этом томе…
Стояли ли на полочки еще такие же тома, Валентина не помнила (точнее, не знала). Протирая еженедельно эти книжки, она, прежде всего, присматривалась к тому, не осталось ли на них пыли. Теперь же опять открыла обложку, пробежалась взглядом по строчкам первой из басен, носившей чудное название «Алкид», и громко – так, что услышали, наверное, и в соседнем салоне «для бедных» – провозгласила первую на сегодняшний день истину:
Чудовищу сему название Раздор
Не тронуто, – его едва заметит взор;
Но если с ним кто вздумает сразиться, —
Оно от браней лишь тучнее становится
