- Мам, не нужно... - простонала я, морщась от очередной холодной повязки, что легла на мой пылающий лоб. - Скажи папе, чтобы никуда не шел. Я поправлюсь, правда.
Для пущей уверенности я даже попыталась встать, но тело оказалось таким тяжелым, а постель так и тянула обратно... Не получилось у меня в очередной раз стянуть с себя одеяло, которым мать так старательно накрывала меня.
- Ничего не знаю! - воскликнула мама, в глазах которой плескалась неподдельная тревога. - Ты вся горишь и я понятия не имею, что нужно сделать, чтобы сбить такую температуру. О себе не думаешь, так подумай о нас с отцом... Селена, лежи смирно!
Дверь глухо хлопнула, что дало ясно понять: отец уже умчался. Мама быстро выглянула в окно, тряхнув своими растрепанными волосами. А ведь я и не заметила, как стремительно ее темные пряди приобрели россыпь седых волосков. Сейчас, отчего-то надев на себя маску скорби и заметно сгорбившись, она казалась в разы старше, чем было на самом деле. Мне отчаянно захотелось подняться, обнять ее и успокоить. Только вот ломота в теле усилилась настолько, что любое лишнее движение причиняло мне невыносимую боль.
- Мам, все будет хорошо, - прохрипела я, стараясь, чтобы каждое слово звучало внятно. - Я не умру, и такой, как эти... Я не стану, понятно?
Взгляд родительницы метнулся в мою сторону и читалось в нем одно лишь отчаяние. Она поджала губы, но я чувствовала приближение истерики, которая могла явить себя миру в любой момент. Мы обе знали, что в действительности могло произойти, а потому она даже не нашлась, что мне ответить. Только вот я уже пожалела о своих словах. Хотела доказать ей, что все будет хорошо и я обязательно встану на ноги, а в итоге позволила в очередной раз кануть в яму мыслей, от которых нам двоим становилось дурно.
Сейчас придет врач и осмотрит меня. Но, я, так же как и мама, боялась его вердикта. Нет, в нашем мире страшились не смертельных болезней, не потери конечностей или голода. Здесь опасались смерти, после которой можно воскреснуть. Только вот в подарок к долгой жизни, некоторые получали неуемную жажду крови и становились собственностью короны, чем пользовалась наша власть. И, либо я действительно заболела, либо меня ждет изгнание из собственной семьи, что действительно подобно смерти. А ведь возраст, увы, пока еще позволяет. Всего неделя осталась до моего двадцатилетия и, по мере приближения к этому дню, я видела, как родители становятся менее беспокойными, как страх за своего ребенка постепенно их отпускает. Но неужели это - очередная злая шутка судьбы?
Но, поток моих нерадужных мыслей вдруг прервала резкая боль в груди. Казалось, там , внутри, происходит настоящий пожар. Только вот никакая холодная примочка не способна хоть немного облегчить это состояние. Кинув взгляд в мать, которая в немом ожидании приникла к окну, я изо всех сил стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть. Последнее, о чем я подумала, прежде чем провалиться во тьму, было то, что не так уж и страшно, если я умру от болезни...
- Селена... Селена, доченька... - рыдала где-то над ухом мама, горько всхлипывая на каждом новом слове. - Пожалуйста, очнись!
Я с огромным трудом разлепила веки. В глаза ударил свет лампы, хотя раньше мне казалось, что под нашим освещением невозможно даже читать - слишком дешевыми и тусклыми были эти светильники. Наконец проморгавшись, я заметила сразу три силуэта над собой. Головы низко опущены и, лишь через миг я смогла понять, что те трое были мамой, папой и нашим соседом, который гордо величал себя врачом. Для бедных районов, мистер Хоус, был единственной надеждой и, если вдруг что-то случалось, он мог прийти по первому зову даже среди ночи. За услуги брал мало, понимая, что обычно люди отдают ему свои последние деньги.
- Зрачки неестественно расширены... - мрачно пробормотал седоусый под нос, внимательно разглядывая мое лицо. - Когда она последний раз ела? Прошло больше суток?
- Да, вчера вечером, когда вернулась домой... - мелко закивала мать, переводя полный надежды взгляд заплаканных глаз на доктора. - Если ей нужно что-то поесть, бульон там... Вы только скажите, я сейчас же что-нибудь приготовлю для нее...
- Не торопитесь, - тихо посоветовал врач, выпрямляясь во весь рост. - Вы говорите, что девушке еще нет двадцати, верно?
- Неделя осталась, неделя! - взвыл отец и я на миг удивилась, сколько силы прорезалось в его голосе. - Даже не думайте об этом!
- Но все говорит само за себя... Я дал ей сильные антибиотики, которые только смог достать. Если Селена не поправится к завтрашнему утру, вам необходимо будет принять меры...
- Господь с вами! - испуганно шарахнулась в сторону мать, прижав ладони к открытому рту. - Она поправится! Поправится!
Мне захотелось прикрыть глаза, чтобы не видеть этого неподъемного отчаяния в глазах родительницы. Мать, которая не готова верить, что ее ребенок в любой момент может превратиться в чудовище, мать, которая из последних сил цепляется за надежду. Но, как сказал врач: "все говорит само за себя".
Я попыталась сглотнуть, но во рту оказалось все настолько сухо, что собственный язык теперь напоминал наждачную бумагу.
- Могу я задать девочке несколько вопросов о ее состоянии? Если вы не против...
Мать, не говоря ни слова, вылетела из комнаты. Следом вскочил и отец. Горькие всхлипы упорно доносились до меня из их общей комнаты, только вот я не могла от этого спрятаться, не могла сбежать.
- Селена, как ты сейчас себя ощущаешь? - хмуро поинтересовался врач, прикладывая ледяную, влажную ладонь к моей щеке. - Жар? Боль в костях? Насколько сильно болит голова?
Я лишь неопределенно мотнула головой, не в силах разлепить губы. Кажется, я совершенно потеряла способность говорить. Но доктор истолковал мое молчание по-своему, что-то с важным видом чиркнув в своей потрепанной книжке.
Очередная вспышка боли, пронзившая все тело, заставила меня вскрикнуть и изогнуться в постели так, что я услышала хруст собственного позвоночника. Меня выворачивало, ломало и волна судорог прошлась от макушки до самых кончиков пальцев.
Доктор вскочил, положив руки на мои плечи так, чтобы крепко прижать к сырой подушке. Краем своего затуманенного сознания я заметила, как мать с отцом влетели в комнату, стараясь вырвать меня из рук растерянного мистера Хоуса. Сам врач, побледнев, отошел куда-то в сторону, и тут к моим губам приникла щербатая кружка с каким-то дурно пахнущим напитком. Я не смогла сделать ни глотка, расплескав все по постели. Однако болезненная волна начала понемногу сходить на нет, вновь оставляя меня разбитую, на грани потери сознания. Перед тем как вновь провалиться в долгожданное небытие, до меня донесся голос доктора, чьи слова прозвучали как всеми давно ожидаемый приговор.
