Коллектив авторов, Ирина Антонова - Альманах «Истоки». Выпуск 14

«О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь!»

Александр Блок

Ирина Егорова-Нерли

Эссе

Ничто так не живо в России, как – необъяснимое, глубоко посаженное в сознании народов, пространное, как сама необъятная земля – РУССКОЕ СЛОВО. Действие его находит новых сподвижников и нежданно-негаданно прорастает откровением из плодовито закрученных корней… Что бы ни чувствовала душа человеческая, но каждая эпоха, как суд истории, продолжает вдохновенного мыслителя и поэта: требует ответа – непосильного для наблюдателя и горячего для участника.

Каждый состоявшийся поэт в затишье разыгравшейся личной драмы и в горниле народных бедствий льёт свой звук и живёт под его защитой.

В 2021 году любители поэзии отметили 200 лет со дня рождения Николая Алексеевича Некрасова (1821–1877), а теперь в 2022 году мы вспоминаем Максимилиана Волошина (1877–1932), ведь 145-летие со дня рождения – долгожданный повод для тревожных раздумий и живых импровизаций.

Две памятных даты, два лирических явления! Если Некрасов «проповедует любовь враждебным словом отрицанья», то Волошин, будто отстраняясь от случайных вопросов, с пугающей прямотой обращается к читателю:

Даже эти, выхваченные для сопоставления, знаменитые строчки наших поэтов сразу предопределяют значительность, протяжённость и точность оценки творческого пути в своём времени и в двух столетиях русской литературы.

Кем же был и остался для нас Николай Алексеевич Некрасов?.. Что и сейчас не оставляет нас равнодушными, определяя не только общественное значение, но и вневременную суть его дара?

С малолетства, пребывая в центре волжских просторов (село Грешнево), Некрасов был приобщён к сельскому быту и помещичьим нравам – к порядку веками сложившихся сословных взаимоотношений. Казалось бы, его дворянское происхождение гарантировало необходимый достаток и привилегии, но одержимость литературой, недопускающей иного выбора, через крайнюю нужду и унижения (петербургские годы молодости) настойчиво вела его к писательскому подвигу. Семинарист и сочинитель, гимназист и вольный слушатель Петербургского университета (1839–1841), критик и журналист, сатирик и автор водевилей, издатель «Современника» (1846–1866) и с 1868 года редактор журнала «Отечественные записки»… Таков длинный и неполный перечень учёбы и работы Некрасова. Но основным его поприщем, живущим в памяти с юных лет, конечно, была роль поэта-трибуна – осуждающего дикую жестокость крепостного права:

«Карающая лира», «муза мести и печали», «кнутом иссечённая муза»…

Но одновременно с грозовыми раскатами строчек расширялся такой сказочный, всепобеждающий поток любви:

Так отдельной, сокровенной темой возвышаются женские образы Некрасова, в которых переливаются нежные страсти и его собственная певучая многострадальная интонация любви к своей матери, предположительно непокорной и печальной варшавянке:

Воспоминание? Потрясение или источник памяти священной? – Написано в последний год жизни поэта (1877 год!), когда женившись на милой его сердцу простолюдинке Фёкле Анисимовне Викторовой (его Зинаиде) и уже тяжко болея, в посеребрённом луной томительном безлюдии ночи, в чутких к случайному шороху липовых аллеях поэт «бродил» – воображая себя наедине с молодой матушкой, читающей тайные письма. Может, её плач и был заклинанием его музы? Родились строчки его души:

Любовь уходила и возвращалась! Рядом были и неприступная Авдотья Панаева, и расчётливая француженка Селина, и разнаряженная вдовушка Прасковья Мейшен… Но – на грани очевидного безумства и даже почти самоубийства – в бойком огне влюблённости Некрасов не изменил своей поэтической сути! А когда появились «женщины в русских селеньях, с походкой, со взглядом цариц…», то среди обстановки убогой гордая романтика юности нарисовала статных крестьянок, настоящих красавиц, наливающихся полнокровным теплом, как райские бутоны средней полосы – его Карабихи. Даже мимолётные сцены из жизни («Тройка») его поэтическая сила развернула в эпический песенный эпос – в пронизывающее каждого, свободного застольное многоголосье и предсказание судьбы. Так же – не изменяя таинству человеческих чувств – языческий дух поэмы, символ владычицы-природы «Мороз, Красный нос», облегчая страдания любящей вдовы, принимает её в свои объятия и забирает в иной мир, где Дарью ждёт её муж Прокл. Или – в реальной жизни не найти счастья обычной крестьянской семье и только смерть вправе подарить им свидание и сладостную отраду утешения? Замысел поэта стал неожиданно близок европейскому литературному источнику XIII века, ведь и на русской почве могли быть свои Тристан и Изольда.

Как трактовать жизнь? – Думал ли об этом Некрасов, споря и соглашаясь – замыкаясь в себе и требуя истины? Может, само собой родилось:

«Кому на Руси жить хорошо?..» кажется, более меткого и мудрого названия трудно придумать! Завязалась поэма как путешествие и возвращение из фольклорного пролога да на свою Родину, где выстроилась чёткая вертикаль власти, где и до сих пор «высоко Бог, далёко царь…», где и бывшие крепостники тоже не считают себя благополучными господами («Теперь не та уж Русь!»).

Ирония поэта не щадит никого! Только заступничество и народная доля вызывают его сочувствие. Так и «просто мужик» Ермил Гирин посажен в острог за пособничество в крестьянских бунтах «Испуганной губернии, уезда Недыханьева, деревни Столбняки». Даже такие богатырские натуры, как крестьянин Савелий («клеймённый, да не раб!») тоже обречены на горькую участь:

Будто, растворяясь в народном хоре своих героев, со страниц поэмы держит круговую оборону – от грешных невзгод и обид людских – поэт и барин Николай Алексеевич Некрасов. Отсюда и несокрушимая широта его волжского характера, презрение к «песням рабским и музыке холопской». Отсюда и ожидание – его поэтическое воззвание к родному краю и «силы необъятные» Гриши Добросклонова, главного ответчика его поэмы: