Субтотальная алопеция относится к разряду неизлечимых заболеваний. Причины её возникновения неизвестны по сей день, есть только предположения. Поэтому и методы лечения её больше экспериментальные, чем прописные.
Субтотальная алопеция это потеря волос с волосистой части головы. Ещё она бывает тотальная (когда волосы отсутствуют вообще на всём теле), а может переходить одна в другую. Так было со мной. В начале лета 1993 года, заплетая мне причёску, мама обнаружила очаг без волос в затылочной части головы, размером с современный пятирублёвик. Это было моё «вдруг». Как в сказке: ВДРУГ в жизни главного героя всё становится с ног на голову, и дальше мы следим за тем, как разворачиваются события в его жизни и как герой с ними справляется. Это и есть: как в сказке. Это мне объяснила психолог-астролог Яна Шишкова в проекте #путькблагости. Спустя 25 лет после обнаружения первого очага, я-таки обратилась за помощью к психологу. И это лучшее лечение для страдающего субтотальной алопецией пациента из существующих сегодня.
Апстрагируйтесь от высоких понимающих эмоций и представьте себя родителем семилетней лысой девочки без бровей и ресниц. Как оно? Самой-то девочке трагедия ещё не особо понятна, а вот родителям какаво?
Я дружила с девочкой, болеющей туберкулёзом, и она говорила мне: неизвестно, кому из нас хуже… Туберкулёз, обнаруженный на ранних стадиях, давно и успешно лечится. А по поводу алопеции вообще никто никаких прогнозов не даёт.
Вернёмся к родителям. Конечно, будучи родителями, они считают своим долгом ребёнка излечить, чего бы это не стоило. И это не плохо, это понятно. Но в порыве найти способ излечения это неизлечимой болезни забывается сам болеющий.
Надо сказать, что каких-то болезненных симптомов у алопеции нет. Ты вроде как и не болеешь. Если что-то и болит, то ни что иное, как душа. Душа семилетнего ребёнка за своих родных, которые воспринимают происходящее как трагедию высшего масштаба, как глобальный мировой катаклизм. Которые плачут при каждом упоминании о болезни своего ребёнка, и воспоминании о его новом внешнем виде. И никто, никто не пытается ребёнку объяснить, что по сути ничего запредельно с ним не произошло. Что никто не станет любить его меньше, что он по-прежнему умён, талантлив, замечательно красив и необходим своей семье. Сам ребёнок начинает воспринимать себя как величайшую обузу, внезапно свалившуюся на плечи своих родителей. Ребёнок всё чаще думает, что если бы его не было, то всем было бы легче и проще жить, особенно маме. Ребёнок очень любит свою маму, очень о ней заботится и очень хочет, чтобы мама стала счастливой. Ребёнку, напомню, семь лет. Ребёнку бы жить и радоваться, играть с детворой во дворе, а ребёнок уже взрослый. Ему уже не до игр. Ему нужно сделать всё, что только от него зависит, чтобы компенсировать отсутствие волос поступками.
Ребёнок садится дома. И свои отрочество и юность проводит у телевизора за книгами или спицами.
Ни свиданий под луной, ни первый поцелуев у ребёнка нет. Но есть и хорошая новость! Появились брови и ресницы! Тотальная алопеция уже не тотальная и это здорово! Но шампанского по этому поводу никто не открывает… Ровесники зовут «бритоголовой», взрослые – калекой.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
