Михаил Певцов - Алтай. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия в Центральной Азии

Двенадцать лет жизни, почти 20 тысяч пройденных километров, бесчисленное множество географических, геологических, этнографических открытий – об этом и о многом другом рассказывает в своих трех книгах выдающий российский путешественник Михаил Васильевич Певцов. Северный Китай, Восточная Монголия, Кашгария, Джунгария – эти краям вполне подходит эпитет «бескрайние», но они совсем не «бесплодные» и уж никак не «безынтересные». Именно поэтому труды М. В. Певцова, одного из ярчайших представителей российской географической науки второй половины XIX века, по-прежнему считаются «классическими».

В свою первую экспедицию он отправился в 1876 г. Объектом исследования стала Джунгария – степной регион на северо-западе Китая. Итоги путешествия, опубликованные в «Путевых очерках Джунгарии», сразу же выдвинули М. В. Певцова в число ведущих исследователей Центральной Азии, за его результаты путешественник был награжден малой золотой медалью Русского географического общества.

«Очерки путешествия по Монголии и северным провинциям внутреннего Китая» – результат второй экспедиции Певцова, предпринятой в 1878–1879 гг. А через десять лет, после скоропостижной кончины Н. М. Пржевальского, Русское географическое общество назначило Певцова начальником Тибетской экспедиции. Это путешествие, описанное М. В. Певцовым в «Трудах Тибетской экспедиции 1889–1890 гг.», стало одним из крупнейших исследований Центральной Азии в истории не только российской, но и мировой географической науки.

Для прикрытия хлебного каравана, отправляющегося в мае 1876 г. из Зайсанского поста в китайский город Гучен, от появившихся в то время близ нашей границы дунганских шаек был назначен конвой в составе казачьей сотни, одна полусотня которой должна была сопровождать караван до самого Гучена, а другую велено было оставить в лежащем на пути к Гучену г. Булун-Тохое для конвоирования следующих хлебных транспортов. Начальство над сотней возложено было на меня, мне поручено было также собрать по возможности подробные сведения о стране, по которой должен был следовать караван, в особенности на пространстве между Булун-Тохоем и Гученом, где до того времени не случилось еще бывать никому из путешественников.

Напутствуемые пожеланиями счастливого пути и благополучного возвращения, мы выступили из Зайсанского поста 16 мая и, сделав небольшой переход, остановились на ночлег в проходе Джан-Тиль горного хребта Манрака, через который пролегает дорога на высокую Чиликтинскую равнину, лежащую к югу от этого хребта. Вершины Манрака, не достигающие снежной линии, уже были покрыты свежей зеленью и перед солнечным закатом блестели мягким, золотистым светом, отражавшимся приятным колоритом и на соседних обнаженных утесах и скалах.

Мы раскинули наши юрты на берегу живописного горного ручейка, струившегося среди ущелья; казаки развели костры и вскоре принялись за ужин; между тем сопровождавшие караван киргизы совершали свою вечернюю молитву: разостлав широкий войлок на земле, они выстроились в шеренгу, лицом к западу и начали взывать монотонно и уныло к Аллаху, сопровождая эти взывания своими оригинальными знамениями, коленопреклонением и частыми земными поклонами.

На следующий день мы продолжали подниматься тем же проходом. Вскоре на нас повеяло холодом, несмотря на то что день был тихий и такой же солнечный, как накануне, когда на соседней северной равнине уже порядочно пекло.

Поднимаясь тем же проходом, мы, наконец, достигли высшей точки перевала и по отлогому спуску сошли на высокую Чиликтинскую равнину, где и остановились на ручье Ащи-булак на ночлег. Окрайный хребет Манрак возвышается над этой равниной, по-видимому, не более 500 футов, тогда как относительная высота его гребня над соседней северною равниной простирается по крайней мере до 2400 футов.

С ручья Ащи-булак мы направились к юго-востоку по ровной каменистой поверхности Чиликтинской нагорной равнины. Дорога, по которой мы шли, представляет прекрасное естественное шоссе, но местность по сторонам весьма непривлекательна: повсюду щебень, галька, гравий и дресва, лишь кое-где пробиваются из почвы тощие колючки и низкорослый вереск; вокруг не видно ни деревца, ни единого возвышения среди этой необъятной равнины.

Только присутствие дроф оживляет ее несколько. Длинными вереницами переносятся они с места на место тяжелым, неуклюжим полетом и, спустившись на землю, преважно расхаживают, поклевывая и озираясь по временам. Дрофы очень любят эту равнину и не покидают ее: сюда слетаются они многочисленными стаями еще в конце апреля, тут же гнездятся и только в октябре покидают Чиликтинскую равнину, отлетая на юг. Вероятно, открытая на обширном пространстве местность, а отчасти, быть может, и дресвяная почва Чиликтинского плоскогорья привлекают их.