День начался с лёгкой привычной перебранки. Накануне Анатолию пришло пособие, и он тайком от жены заказал огурцы, редиску и пучок укропа. Настоящие овощи! Дрон-курьер привёз заказ утром, когда Марина ещё спала, положил пакет на столик – и тут же вылетел в форточку, сверкнув на солнце карбоновой обшивкой.
Вскоре через вентиляционную решётку просочилось чёрное облачко наноботов и приняло форму летающего пылесоса. Влетев в спальню, он своим жужжанием разбудил Марину. Когда она вошла на кухню, Анатолий как раз мыл редиску и огурцы.
– Это ещё откуда?! – возмутилась она.
– Купил.
– Истратил половину пособия?
– Всего десятую часть. Неужели мы не можем устроить себе праздник? На седьмую годовщину нашего брака? Мы же с тобой с прошлого лета не ели окрошку.
– Какая мне от неё радость? «Всего десятую часть пособия», говоришь? Пособия! А ведь я выходила замуж за известного и уважаемого в городе человека. За нейроклавишника и композитора.
– Как бы я хотел забыть этот «аммиачный лёд»!
В те недавние, но навсегда ушедшие времена в моде были песни каторжников, отбывающих пожизненные сроки в Поясе астероидов. Эта смесь отчаяния, боли и гнева приятно щекотала нервы жителям Городницы, изнывающим от скуки и благополучия. Им так не хватало острых ощущений! Поэтому многие музыканты Земли играли тогда в мрачном стиле «аммиачный лёд», и Анатолий тоже.
– Какой у тебя был напор, какой драйв! – начала вспоминать Марина. – Какие мелодии – простые, но яркие. Один раз услышишь – никогда не забудешь. А с какой фантазией ты импровизировал! Когда я впервые услышала твою игру, то подумала, что ты и в постели такой же виртуоз. И не ошиблась! А сколько лайков я стала получать, когда вышла за тебя! Это были лучшие годы в моей жизни… а сейчас что? О тебе все забыли! Не звонят ни поклонники, ни поклонницы, ни даже бывшие коллеги. Может, устроишься в Дом счастья?
– Кем? – усмехнулся Анатолий. – Швейцаром? Официантом? В Дофамин-центрах авторские песни не нужны.
– Но там же играет музыка.
– Её пишет искин. Неужели не знаешь? Там посетителям всё равно, под чью музыку скакать. Мы-то надеялись, что роботы начнут делать за людей грязную работу, а мы предадимся творчеству, станем писать музыку, книги, картины… Однако всё вышло иначе. Совсем иначе!
Жена опустила голову. Она почувствовала, что наговорила глупостей. Понимала, что искусство уходило из мира, в котором она жила, и поделать с этим уже ничего было нельзя.
– Ну, так что? Режем овощи? – повременив, примирительно спросил Анатолий.
– Нет, дождёмся вечера. Купим к окрошке водочку и отвяжемся. А сейчас сыграй что-нибудь. Ради меня.
– Сменила гнев на милость! – усмехнулся он. – Только забыла, что нейроклава завирусована.
– А ты попробуй без нейри, – ответила жена. – По старинке, пальчиками, как наши прадедушки.
– Где ж я тебе возьму рояль или орган?
– В шкафу другие фамильные инструменты пылятся, – она указала на шкаф. – Небольшие. Гитара, например…
– Я с детства не брал её в руки…
– Так настрой и потренируйся!
Анатолий возился с гитарой так увлечённо, что не заметил, как прошёл день. Ближе к вечеру в форточку постучался дрон с заказанной водкой. Мокрый весь: погода испортилась. Однако ужину дождь не помеха, и супруги сели резать овощи…
– Может, всё-таки поищешь работу? – вновь начала его точить Марина. – Сколотишь группу? Остались же ещё ценители старой музыки… ну, которую люди пишут.
– Таких гурманов с гулькин нос, Марина! На них не заработаешь.
– Ну, хоть попытайся! Или ты совсем уже дерьмо на пособии?
– Уймись! Мы же договорились не портить друг другу настроение…
Марина что-то хотела сказать в ответ, но не успела. Запищал дверной звонок. Анатолий посмотрел на всплывший над запястьем экран и пошёл открывать дверь. За ней стояла соседская дочка в грязной курточке. С ещё не впитавшимися в ткань каплями дождя на плечах. Она тряслась от испуга.
– Они там… в доме на пустыре… их убили и втащили… я видела… я убежала… – мямлила девочка.
– Кого убили? Кто убил?
Малышка в ответ мелко застучала зубами.
– Почему ты пришла к нам, а не к маме? – поинтересовалась Марина.
Девочка задрожала ещё сильнее…
– Мать, наверное, очередного мужика привела, а дочку выгнала на улицу. Наркоманка и нимфоманка грёбаная! – выругался Анатолий. – Марина, оставайся с девчонкой. Накорми окрошкой. Она же никогда в жизни не ела настоящих овощей.
Он взял из ящика стола налобный фонарь и нож, надел куртку и кепку.
– Ты куда?! – вскрикнула жена.
– Посмотрю…
– С ума сошёл? Ты же не знаешь, что там.
– Вот и посмотрю.
– Вдруг на тебя тоже нападут?
– Брось! Убежали они давно. Что им делать в заброшенном концерном зале? Нюхать вонь дохлых кошек и крыс?
– А если не убежали? – жена вцепилась в рукав его куртки.
– Ну, и хрен со мной! Ты баба красивая, другого найдёшь. Зачем я тебе? Я же дерьмо на пособии!
Анатолий вырвался и вышел на лестничную клетку. Марина выбежала вслед за ним и сорвала с него кепку.
– Ты же не пойдёшь без неё. Под дождём! – победоносно сказала она. – Вон, посмотри!
На стене лестничной клетки светилась реклама и предупреждение о сильном ливне. Анатолий ухмыльнулся и вошёл в кабинку лифта.
– Иду с тобой! – закричала ему Марина.
– Не вздумай! Ты что, девчонку одну оставишь? Покорми её! – бросил Анатолий.
2. Заброшенный концертный зал
Немой двор тонул в голубоватом мертвенном свете. Не слышалось ни человеческой речи, ни собачьего лая. Шелестел лишь дождик.
У Анатолия из кармана выпала салфетка. На неё, как ястреб, спикировал дрон-дворник, подобрал и немедленно начал перерабатывать в строительный материал для наноботов. Чистота городских улиц – превыше всего!
Анатолий направился к пустырю, посреди которого высился остов здания бывшего концертного зала. Его забросили после того, как в городе открылись Дофамин-центры. Среди местных компаний не находилось желающих ни ремонтировать его, ни сносить и строить на его месте что-нибудь новое: не было экономического смысла.
В пустом здании часто ночевали бомжи и бездомные собаки, и возле входа Анатолий прислушался, чтобы понять, с кем он может столкнуться. Изнутри, однако, не доносились никаких звуков, кроме треньканья сверчка, которому в уютной щели было плевать на непогоду.
Анатолий подошёл к проёму, из которого давно была выбита дверь. Бывшему музыканту было не столько страшно, сколько больно входить в тёмный вестибюль, ведь в этом концерном зале он когда-то играл. В шуме дождя ему померещились голоса детского хора, который ансамбль иногда нанимал для выступлений. Жизнерадостное чириканье ребятишек подчёркивало суровость основной вокальной партии, где были перемешаны ярость и отчаяние. Её исполняла белокурая девушка с очень низким, чувственным, чуть хрипловатым голосом. Анатолию нравилось, как она пела. У них даже начинался роман. Он мог бы перерасти в брак, если б не появилась Марина.
